21

Хронометраж событий, происходивших в ночь с 21 на 22 июня, оставляет желать лучшего: в разных вариантах своих мемуаров Кузнецов указывает разное время. Например, вице-адмирал Азаров утверждает, что услышал первые залпы зениток в Севастополе в 3.30 утра. Дежурный офицер Рыбалко приурочивал первые разрывы к 3.13. Адмирал Кузнецов, очевидно на основании записей Рыбалко, определяет, что немецкие самолеты прилетели в 3.07. У Октябрьского на то, чтобы связаться с Москвой, ушло, вероятно, не менее 10 минут. Видимо, Кузнецову позвонили из Севастополя где-то около 3.30 утра.

22

Маршал Буденный это оспаривает; по его словам: «Любой маленький ребенок знал, что немцы готовят войну. Если бы Сталин в это не верил, зачем бы меня назначили командующим Резервной армией за 9 часов до войны?» Он также утверждает, что и речи не может быть о том, что сообщениям о бомбежке не верили. Он услышал об этом в 4 часа утра и позвонил адмиралу Кузнецову, чтобы получить информацию. А насчет того, что к Сталину было трудно дозвониться, то, конечно, все пытались поговорить с ним и на часть звонков отвечали поэтому дежурные офицеры (Буденный С., личный разговор, июль 1967).

23

Доставка телеграммы о введении боевой готовности потребовала от одного до двух часов. По-видимому, в армию телеграмма шла дольше. Так предупреждение прибыло в Кобрин, в штаб 4-й армии, лишь примерно в половине шестого утра. В одном из источников утверждается, что телеграммы были отправлены в 11 часов 45 минут вечера, а дальнейшая задержка связана с тем, что они были зашифрованы.

24

Как утверждают авторы официального труда, опубликованного к 50-летию советских вооруженных сил, командующим пограничными военными округами было приказано с 14 до 19 июня привести пограничные войска в боевую готовность, а 19 июня замаскировать аэродромы и военные объекты. Но ни источник, ни текст приказа не приводятся. В воспоминаниях боевых командиров и в оперативных журналах отмечено, что, когда перед самой войной делались попытки перейти на более высокую степень готовности, Москва сразу же выражала резкое, серьезное недовольство (50 лет Советских Вооруженных Сил СССР / Под ред. В.Д. Иванова. М., 1967. С. 250). В. Хвостов и А. Грылев (см. выше) утверждают, что пограничные войска были направлены на боевые позиции 19 июня.

25

Подразделение одной немецкой армии перехватило донесение, переданное советскими полевыми средствами связи: «Подвергаемся обстрелу. Что делать?» Штаб ответил: «Вы с ума сошли! Почему ваше сообщение не зашифровано?» (Эриксон Джон. Советское Верховное командование. Лондон, 1962. С. 587).

26

И. Павлов, который на совещаниях «большой тройки» в период Второй мировой войны был главным переводчиком Сталина, сопровождал Деканозова в качестве переводчика. В личной беседе с д-ром Гебхардтом фон Вальтером, тогда секретарем германского посольства в Москве (в 1967 году – послом Западной Германии в Москве), он через 25 лет продолжал утверждать, что, по мнению русских, предупреждение Шуленбурга было попыткой «шантажа». Вальтер присутствовал при беседе Деканозова с Шуленбургом и вспоминал, что на следующий день после этой роковой беседы ему позвонил Павлов и спросил: «Что имел в виду посол?» Вальтер ответил, что посол имел в виду то, что сказал (Гебхардт фон Вальтер, личный разговор, 16 июня 1967).

27

Текст взят из архивов германского министерства иностранных дел. Приводятся слова Хильгера о том, что это не совсем тот текст, который был получен в Москве. Но другого текста обнаружить не удалось (Документы германской иностранной политики. Серия «А», том 12. С. 1063).

28

Когда Шуленбург и Хильгер находились в Кремле, Вальтер собрал в посольстве часть сотрудников, затем поехал на вокзал ждать прибытия транссибирского поезда, чтобы отвезти в посольство группу немцев, ехавших этим поездом. Но пока он ждал, подошел сотрудник НКВД и вежливо попросил вернуться в германское посольство. Вальтер подчинился, и русские не стали его сопровождать.

К немецким дипломатам во время их пребывания в Москве относились вежливо. А к советским дипломатам в Берлине и во всей Германии отношение было не просто грубым, но и жестоким (Гебхардт фон Вальтер, личный разговор, июль 1967).

29

По плану Мерецков должен был 14 января представить в Наркомат обороны анализ военных учений. Но внезапно позвонил Сталин и назначил обсуждение в Кремле на день раньше. У Мерецкова были неполные данные, отрывочные записи, отсюда, естественно, сбивчивость выступления. Неясно, почему изменили первоначальный план, была ли это политическая уловка Сталина или интриги какого-то другого лица в Кремле. Сразу же (14 января) Жукова назначили вместо Мерецкова, а официальное сообщение отложили до 12 февраля (Еременко А.И. В начале войны. М., 1964. С. 45; Кузнецов // Октябрь. 1965. № 11. С. 149; Казаков М.И. Над картой былых сражений. М., 1965. С. 61–66). Маршал Баграмян ошибается, утверждая, что в газетах 15 января сообщалось о назначении Жукова, видимо, его подвела память (Военно-исторический журнал. 1967. № 1. С. 55).

30

Первой публикацией, в которой есть ссылка на то, что нацисты готовят войну на Востоке, явилась запись в дневнике Гальдера от 22 июля 1940 года.

31

Вскоре после этого германский разведывательный самолет сделал вынужденную посадку около Либавской гавани. Самолет взяли на буксир, пилота накормили обедом, снабдили горючим и отправили, сердечно с ним попрощавшись, – все в соответствии с особым предписанием, полученным из Москвы (Орлов К.Л. Там же. С. 36).

32

Черчилль составил краткое, завуалированное предупреждение и хотел, чтобы Криппс передал его лично Сталину. Предупреждение это и сопровождавшие его указания были отправлены Иденом в Москву через несколько дней после 5 апреля. Но Криппс указаний не исполнил и 12 апреля сообщил в Лондон, что послал на ту же тему длинное личное письмо Вышинскому. Если бы он передал послание от Черчилля, это, по его мнению, лишь создало бы путаницу. После обмена мнениями, который некоторое время происходил между Черчиллем, Иденом и Криппсом, послание Черчилля было наконец передано Вышинскому для Сталина 19 апреля. А 23 апреля Вышинский подтвердил, что передал его Сталину. После этого ничего не было слышно, и неизвестно, дошло ли до Сталина сообщение, но, по-видимому, оно дошло до Гитлера. 22 апреля