для тренировки. Его болезнь, последовавшая за полученной от Даглуса раной, только-только отступила. Многие в замке ещё недавно сомневались, что крещёный гвендл выживет, однако ему удалось.

Теперь Киаран оборачивал голову шапероном так, чтобы не показывать наполовину снятый скальп и отсутствующее ухо. Сам-то он шрамов не стеснялся: смущать женщин и детей не хотел.

— Да бросьте, сир Робин: я вам никогда не годился в учителя. А вот Стефан может кое-что показать.

— Стефан? — Робин неспроста удивился.

— Он видел в Кортланке тремонских мастеров!

Стефан Логан, юный родственник любимого вассала барона, засмущался. Клемент Гаскойн ценил паренька, но куда больше за мозги, чем за силу и отвагу. Так отец и говорил: «Эту голову под удары лучше не подставлять». Потому Стефан и ездил недавно в столицу — улаживал какие-то дела, что не решаются письмом.

— Ты правда видел в Кортланке тремонских фехтовальщиков?

— Да, милорд. — Стефан смутился, потому как угадал, что будет дальше.

— Так покажи мне их приёмы! — воскликнул Робин. — Это ужасно интересно!

Стефан долго мямлил, что плохо запомнил увиденное и вообще не смеет кого-либо в этом дворе поучать в фехтовании, но подчиниться пришлось. Один из недавних соперников Робина передал ему тренировочный меч. Стефан много скромничал, конечно, однако молодой Гаскойн отметил: оружие он держит вполне уверенно. Пусть боец посредственный, но в целом соображает.

Госс даже слез с большой колоды, на которой восседал, что рассмотреть всё вблизи и получше. Его морщинистое лицо пуще обыкновенного скривилось: рыцарь старой закалки заведомо настроился скептически. Ходили в Вудленде слухи о столичной моде на тремонских мастеров, а какой старик не смотрит на новомодное с недоверием?

Киаран также приблизился. Ему точно было искренне интересно: оправившись от раны, уходить на покой гвендл не собирался. Прочие упражнявшиеся обступили ристалище, детишки бросили свои игры. Даже служанки, таскавшие от колодца вёдра, позволили себе прервать работу. В фехтовании они, конечно, не смыслили ничего, однако всеобщее любопытство фиршилдских девок весьма заинтриговало.

А может, они просто были не прочь поглазеть на Робина, обнажённого по пояс.

— Если кратко… Тремонцы много атакуют из стоек, которые мы сочли бы… рискованными, что ли. Словом, провоцируют. Провоцируют предсказуемую атаку, кажущуюся явно успешной.

— Не объясняй: показывай.

Стойка, которую Стефан принял, действительно показалась Робину дурацкой: не только голову, но и весь бок поди защити этаким манером!

— Только они, конечно, не стоят так всё время. Как бы…

— Фаза движения? Не статичная поза? — предположил Киаран.

— Да. Точно. Словом… извольте атаковать, сир Робин.

— Как?

— Как вам кажется очевидным.

Теперь Робин более-менее представил, как подобная ситуация может сложиться в бою. Наверное, противник делает вид, будто выбился из сил, утратил концентрацию. Удар прямо сверху или чуть по диагонали сам просится! Рубанул молодой Гаскойн, конечно, лишь в треть силы — не просто же так отец ценит голову Стефана.

Стефан исполнил защиту неловко, да и еле успел это сделать — ему-то пришлось выложиться на полную. Но результат Робина всё равно впечатлил: его клинок оказался парирован в тот миг, когда попадание казалось неминуемым. И пускай силы движению Стефана не хватило, Робина всё равно развернуло самым неудобным образом. Трудно было бы после такого избежать контратаки.

Госс покачал головой.

— Один раз из десяти такое получится. При первой неудаче умрёшь.

— Кажется, я понял идею. — сказал Киаран. — Просто нужно делать быстрее.

— Дурной приём, если его вполсилы не покажешь.

— Может, именно в том и состоит секрет тремонских мастеров? — рассудил Робин. — Сир Киаран, попробуйте-ка вы!

Киарану пришлось выслушать целый ряд замечаний Стефана, но после нескольких попыток дело пошло. Госс так и не впечатлился, но ворчать перестал. Старая кухарка Ивонн разогнала глазеющих на рыцарей девок, раздавая им звонкие шлепки — зато детям, будущим солдатам и оруженосцам Гаскойнов, наблюдать за фехтованием никто не мешал.

А вот Робину упражнения неожиданно наскучили. Он оставил сира Киарана разбирать с Госсом и Стефаном тонкости тремонских приёмов, вроде бы ненадолго отлучившись: не то по нужде, не то воды глотнуть.

Однако на ристалище не вернулся.

Накатила вдруг жуткая тоска, такую упражнениями с мечом не разгонишь. Лучше не браться за меч, когда столь не собран. Робин понимал, что его гложет. Старался гнать дурные мысли, но что толку думать «не думай о том-то»?

Чувство вины из-за гибели Мэри не отпускало. Мудрые слова отца помогли Робину, но не слишком. На прочих подружек юный рыцарь с тех пор даже не взглянул — глупо, наверное… Мэри всё равно никогда не стала бы ему невестой, это оба понимали с самого начала. Какая тут верность? Однако прикоснуться к кому-то другому всё равно казалось теперь предательством.

Робин не представлял, как избавиться от этих мыслей. Всё кругом напоминало о Мэри. Упражнения с мечом в том числе — ведь всему виной мальчишеская бравада после схватки с гвендлами. Робин пытался убедить себя, что виноват солгавший на пороге смерти воин Гэннов — но как за такую ложь всерьёз винить? Да и Робин ведь сам поверил. Сам дурак.

Вспоминал молодой Гаскойн и другую женщину. Вернее — её слова. «Представляете, если вдруг Бернард призовёт вас к себе…»

Да. Вот бы принц и правда вызвал Робина в столицу! Хороший предлог, чтобы уехать. На время, само собой разумеется, но всё-таки. Наверное, это помогло бы рыцарю. Покинуть Вудленд, увидеть наконец столицу и королевский двор, о которых Робин столько слышал…

Но в письмах Бернарда не было ни слова о чём-то подобном. В основном Бернард писал даже и не совсем Робину.

— Ты в порядке?

Робин догадался, кто стоит за спиной, ещё прежде, чем прозвучал голос. Может, узнал звук шагов. А может, просто почувствовал.

— Не беспокойся. Просто задумался… Как ты себя чувствуешь?

— Сегодня… неплохо.

Голос Адель Гаскойн звучал так же слабо, как и всегда. Да и выглядела она не лучше обычного. Нет, Адель была очень милой — наверное, даже красивой. Но вечно хворала: с самого детства в хрупкой, почти мертвенно бледной девушке едва-едва теплилась жизнь.

— Ты бы оделась потеплее.

— Мне не холодно. Скажи…

Робин догадался, каков вопрос.

— Нет, писем не было.

Принц Бернард всегда был застенчив. Слишком робок, пожалуй, для человека королевских кровей, тем более — для будущего полководца. Писать самой Адель он весь прошедший год не решался, лишь расспрашивал про неё Робина. А тот, бывало, зачитывал кузине отрывки писем, хоть