— Ну, братик, будь по-твоему.

Теперь уж решились многие, обоего пола. Ламберт зажмурился и попытался проглотить вязкую жидкость как можно скорее. Всё-таки испытал тошноту, но сдержался.

Бернард опрокинул рюмку с изумительной лёгкостью.

У кронпринца во рту остался противный металлический привкус. Многие из гостей скривились, хоть и очень старались этого не допустить. Как их осудишь? Красивая на вид традиция, однако удивительно мерзкая на вкус. Так часто бывает с традициями…

— Любезная маркиза! Я, конечно же, очень ценю южный край нашего прекрасного королевства. Вина, что делают в землях Бомонтов и Скофелов. Однако покуда того не видят почтенные старики, оставшиеся разумом на Великой войне, считаю уместным отдать должное винам, уж не примите за упрёк, действительно великолепным. Грегор! А ну-ка, неси балеарское!

— О, будьте покойны, Ваше Высочество: я ничего не имею против балеарского.

— И это правильно! Как мой брат, будучи воспитан в землях почитаемого всеми нами барона Гаскойна, перенял вудлендские традиции и стремится приобщить двор к ним… кстати, братик, я очень это оценил… так и я сам, недурно узнав балеарцев, желаю привнести лучшее из этой страны сюда. Да-да, все мы понимаем, что раны войны не затянулись полностью… но дело было так давно! Вы согласны, друзья?

Никто не возражал, разумеется. Если на то пошло — немногие за этим столом родились до конца проклятой войны, следы которой на облике высшего общества Ламберт находил уродливыми.

***

Деревня на берегу лесного озера даже по меркам Орфхлэйта была невелика. Зато очень много детей. На удивление много. Их ещё не уложили спать: детвора Койрнов слушала рассказы шамана. Увлечённо, хоть сейчас Лэйбхвинн вёл речь об известном каждому гвендлу. Известном, да не всегда достаточно хорошо.

— …и уж не первый век, как Гаскойны, слепые от своей мерзкой веры, забыли об этом. Да, они совсем не вспоминают. Зато в Орфхлэйте всё помнят, а я слышал историю от самой Сибилхин: она говорила со мной так, как я говорю с вами.

От одного имени Сибилхин дети, рассевшиеся вокруг старика, вздрогнули. Кажется, с озера подул холодный ветер, когда это имя прозвучало в полный голос, а не шёпотом, как обычно. Ведьмин Круг. Каждый гвендл знает, что шутить с ним не стоит. Никакие жертвы лесным духам не защитят от гнева ведьм.

Лэйбхвинн рассказывал древнюю историю без спешки, не скупясь на подробности.

— …и тогда дева назвалась Геллой, и сказала Гастону Гаскойну: ты принёс к лесу свой крест, ты погнал гвендлов в чащу, но остановись на том. Потому что есть Порядок, и никому порушение его не принесёт счастья. Возьми меня, сказала она: напейся мною и вдохни ту силу, которой напитан в наших землях каждый листик и каждая травинка. Я дам тебе, сказала Гелла, то, чего нельзя завоевать мечом, чего не видел и не знал ни один рыцарь. Но Гастон Гаскойн не понял, какие дары у его ног. И отверг деву, сказав, что ни даров, ни её самой не примет, потому что он верит в своего бога, а она нет.

Вряд ли слушатели могли в полной мере понять, о чём Лэйбхвинн рассказывает — просто по малолетству своему, но детали и не так важны. Шаман прежде всего желал донести суть. Уже совсем стемнело: фигура и лицо старика неровно освещались потрескивающим костром. Лучшая обстановка для такой истории.

— И сам Калваг, двадцать восьмой Лесной король, тоже не внял Ведьмину Кругу. Он верил в свой меч и свой щит, он верил лесным духам, но не верил Гелле. А она не принудила Лесного короля, хоть и могла бы, потому что говорила: «Лишь по доброй воле».

— Почему так? — старший из собравшихся, уже отрок, отважился перебить шамана.

— Потому что таков Порядок. Иначе не устроено. Иначе не духи лесные правили бы Орфхлэйтом, не мы и не наши Лесные короли, но сами ведьмы. А это не так.

— И Гаскойн убил Калвага!

— Нет. Кто рассказал вам такую чушь? Гастон Гаскойн не убивал Калвага. Барон сам погиб в бою, пал от меча Лесного короля. Но рыцари разбили войско гвендлов. Они похоронили правителя по глупому обычаю своей веры, а потом похоронили Калвага. Зарыли его живьём в землю, не ведая, что творят. Они не знали, какова судьба всего, что ложится в землю Орфхлэйта. Рыцари думали, что это просто оскорбление для гвендла. Они ничего не понимали и до сих пор не понимают. Рыцари жестоко умертвили последнего из Лесных королей, но потому-то как раз и не суждено Калвагу быть среди них последним.

— Поэтому король вернётся?

— Конечно. Всё, что ложится в почву Орфхлэйта, возрождается на ней всходами. Мы жжём тела умерших, и их пепел удобряет землю. Из этого пепла прорастает каждое дерево, и из пепла мы вновь и вновь рождаемся в лесу. А те, кто закопан, ждут своего часа. Мёртвые восстанут, выйдут из леса и поведут в бой живых. Это случится не позднее, чем положено. Не раньше, чем велит Порядок. Когда враги древнего народа меньше всего будут этого ждать, и когда сами мы меньше всего станем верить в старые легенды. Вражда кланов прекратится. У гвендлов вновь будет Лесной король, двадцать девятый и более великий, чем все предыдущие. Всякий, кто не верит в это, саму Сибилхин обвиняет во лжи.

Лучший аргумент в любом споре о древних пророчествах. Про Лесных королей далёкого прошлого болтали всякое, и сколь бы ни уважали шаманов — увлекшись резнёй между кланами, не очень-то верили в нового короля Орфхлэйта. Слишком давно не было этих королей. Многие века…

Однако кто бы в ответ на такие слова сказал — Сибилхин лжёт? Надо быть совершенным безумцем, чтобы ляпнуть подобное. Кто прогневает Ведьмин Круг — долго не проживёт и просто так не умрёт.

Лэйбхвинн продолжал рассказывать, но больше не смотрел в лица детворы. Старик глядел в небо, и ему казалось, что рассыпанные над Орфхлэйтом звёзды начинают двигаться по кругу. Круги на небе, вытатуированный на его груди круг, Круг самой жизни. Порядок, согласно которому движется всё. Так было и так будет.

***

Бернард напился не особенно сильно и протрезвел по обыкновению быстро. Ночь-то уже