Это оказалось бессмысленным. Опутанная десятками светящихся разрядов коротышка висела в воздухе, стегая сверхъестественное месиво самыми натуральными молниями. На моих глазах попавшего под первичный удар сирё-сегуна просто порвало на две части. Сильнейшая из Иеками раздухарилась не на шутку — молнии рвали тварей, брусчатку, разрывали в клочья трамвайные рельсы и эфиропроводы. Обозленная громовержица устроила вокруг себя самый настоящий апокалипсис и, судя по еле слышимой сквозь треск разрядов ругани, не планировала останавливаться. На то, что вокруг мало эфира, её полубожественность божественно клала отсутствующий у нее орган — метафорически, но чрезвычайно эффектно.

— Угомони её!! — противно завизжала на меня подскочившая Праудмур, — «Тор» не может снизиться!!

— Как?!! — ошалело завопил я, тыча пальцем в творимый женой беспредел. Собравшиеся твари, из тех, кто выжил, пускались в паническое бегство, но Рейко определенно входила во вкус, генерируя всё больше и больше ослепительных зарядов.

— Как хочешь! Только быстро! Иначе корабль откроет огонь! По ней! — глаза Регины едва ли не светились, — Я подала сигнал неопределенной опасности! Малявка ему соответствует!!!

Мысли лихорадочно забегали. Как её остановить? Дозваться нереально. Стрелять по ногам? Малоэффективно, Рейко уже практически вся скрылась под мечущимися вокруг нее молниями, да и вряд ли воспримет сейчас ранение адекватно. Становиться невесомым пеплом не хотелось.

— «Ты знаешь выход».

Эйлакс был прав. Как всегда. Времени на раздумья и просчет последствий не было ни секунды. Как обычно. Даже глубокий вдох я делал, начав уже шагать вперед.

Остановившись за метр до первой подпалины, обозначающей границу, я зажмурился, ослепленный разбуженной моей женой стихией. Грохот, визг и световой хаос ошеломлял, не позволял взять под контроль собственные эмоции. Хотелось бежать и прятаться.

Соберись!

…легко сказать, что может быть страшнее удара молнии? Я скрипнул зубами, сжимая кольцами воли паникующего зверя внутри.

Ты лорд?

Да я простой… А вот сейчас одёрнуть себя получилось. Хлестко, свирепо, безжалостно. Внутренний зверь даже не пискнул, превратившись в брезгливо отброшенный в сторону фарш.

Нет. Не простой.

Зрачки перестали метаться, пытаясь уследить за каждой из вспышек света, внутренности расслабились вместо того, чтобы сжиматься от каждого резкого звука. Разум прояснился, поняв, что иного выхода нет. Не было. Не будет. Прочь сомнения, что это не сработает. Прочь страх, пытающийся найти другой выход. Всё это не существенно. Важно лишь единственно правильное деяние.

С выдохом я раскрыл настежь как глаза, так и створки собственной души, впервые бесконтрольно впуская в этот мир Тишину. Полным, ничем не сдерживаемым потоком она устремилась вовне, сразу же поглотив по пути меня.

Сознание померкло.

Глава 14

Говорят, что в схватке тигра и льва должна победить сидящая на дереве обезьяна, но в незыблемости этой сентенции я сомневался всегда. Сейчас же, когда в роли мартышки приходилось участвовать уже мне — сомнения накатывали девятыми валом. У сцепившихся хищных кошачьих было ну очень много возможностей снять примата с ветки. Разумеется — после своей победы.

Выпустив толстую струю дыма, я отложил «Эксельсиор» на пепельницу, ставя перед собой на стол деревянный ящичек, богато украшенный резьбой и пластинками серебра с гравировкой. Подарочный набор от «Пещеры Дракона», с уверениями от её владельца, Акколидиона, в самых теплых чувствах. Еще бы, сколько денег я потратил… удивительно, что он не прислал мне подарочный бронепоезд или хотя бы взвод боевых автоматонов.

Распаковка подарка помогала отрешиться от идущих в зале первого этажа дебатов. Меня, а точнее Рейко, очень хотели судить. Японцы — за разнесенную вдребезги площадь и за невесть какое количество уничтоженной эндемичной сверхъестественной фигни, ватиканцы — за частичную поломку их летающего бегемота «Тора». Подоплека интереса и тех и других была совершенно одинакова — моя Тишина.

По словам очевидцев, случилось следующее — мир вокруг них погрузился в подобие не мешающей дышать «ваты», в которой почти не распространялись звуки. Электричество Рейко моментально потухло, а она сама шлепнулась пятой точкой с двух с половиной метров на брусчатку. Сразу же за этим событием наступило следующее — всю площадь залил ослепительно яркий свет… излучаемый приближающимся дирижаблем, который таки открыл по коротышке огонь из главного калибра. Сам же луч безобидно упёрся в никуда, занятое моей Тишиной, из-за чего был довольно быстро отключен сообразительными артиллеристами, но, увы, инерция у «воздушного кита» была колоссальной, из-за чего его пузом и носом занесло прямо в зону моего воздействия. Все активные на тот момент ЭДАС-ы приказали долго жить.

«Тор» начал поспешно отступать, а мои товарищи, вместе с рыжей Региной и Распутиным, последовали их примеру, подобрав меня, ушибленную Рейко и бессознательную Момо. Я в себя пришел к полудню следующего дня, а вот Момо чувствовала себя неважно до сих пор… как и нижние девяносто у Рэйко, за что последняя забавно обижалась… лежа на животе.

В остальном было весело — понабежавшие чиновники сцепились с поналетевшими инквизиторами, начав делить шкуру неубитого меня. Японцы жаждали изъять меня с Рейко под юрисдикцию императора, поэтому сыпали обвинениями, угрожали открытием едва ли не десятка разных уголовных дел, плюс даже парочка из них осмелилась вякнуть нечто, намекающее на обвинение в нарушении присяги, если я не подчинюсь. Майор пехоты, он же товарищ Степаненко, ни грамма не стесняясь слал чинуш на пехотно-майорском, а в качестве аргумента скупо и злобно сыпал ссылками на Конкордат Заавеля. Возясь с оберткой на ящике, я вовсю подозревал, что некий Инганнаморте, да перестанут скрипеть его импланты, выдал коменданту приказ не выпускать меня любой ценой, вплоть до расстрела.

Одно дело, где-то бегающий пилот «Паладина», чьи зайчатки знаний в районе плинтуса, но совершенно другое — парочка непредсказуемых и очень молодых людей, каждый из которых может устроить похохотать по-своему, но зато очень и очень широкой аудитории.

Открыв ящик, я удивленно в него вперил свой орлиный взор. Внутри, как ни странно, лежали в уютных гнездах из красного бархата два револьвера… режущие мой поглупевший птичий взгляд своей пошлостью. Оба совершенно одинаковых орудия смертоубийства были хромированы наглухо, стыдливо демонстрируя лишь вырезанные из кости щёчки на рукояти. У одного красные, у другого белые. На ум сразу пришло: «Что это за… оружие легкого поведения?». Броские, блестящие, буквально воплощенная мечта гигантской сороки! Это не оружие, а воплощенная пошлость!

Женские? Мне? Акколидион, я же это припомню…

Не удержавшись, я достал один из револьверов из его гнезда, а затем встал из-за стола. Гладкий, приятный, лёгкий… провернув оружие на указательном пальце несколько раз, я поймал его рукой точно