Заключение

О многом можно было бы еще рассказать, но объем книги не позволяет «вместить невместимое». Где-то надо остановиться, и я решил поставить точку в середине XI века, когда Византия еще процветала, а на Руси только начиналась история христианства и почитания Пресвятой Богородицы. Передо мной и перед глазами читателя прошла история, продолжавшаяся тысячу лет.

Можно было бы в дальнейшем продолжить эту историю и рассказать о том, как почиталась Богородица в поздней Византии и на Балканах, о многочисленных Ее чудотворных иконах, о Ее явлениях святым, о том, как Она помогала русским воинам в противостоянии врагу, избавляла нашу землю от нашествия иноплеменников. История «русской Богородицы» — это целая эпопея, заслуживающая отдельного, большого и самостоятельного исследования.

Подводя итог сказанному в этой книге, я хотел бы вернуться к тому, с чего начал. Тайна Богоматери не сразу раскрылась Церкви. В течение первых четырех веков мы встречаем лишь отдельные упоминания о Ней, и даже в IV веке, когда христианство выходит из катакомб и повсюду начинают строиться храмы, создаются новые церковные праздники, Она продолжает оставаться в тени. При этом ширится Ее народное почитание, которое выражается, в том числе, в усвоении Ей редкого и необычного наименования «Богородица».

Никто не знает, откуда возникло это наименование, но очевидно, что оно не было изобретением богословов. Можно предположить, что оно родилось в недрах церковного сознания и постепенно вошло в литургическую практику. И когда в V веке Несторий покусился на это имя, ставшее священным для миллионов верующих, Церковь встала на его защиту, а вместе с тем встала на защиту Самой Богородицы. Начался процесс осмысления Ее роли в деле спасения человечества, и оказалось, что эта роль гораздо значительнее, чем могло казаться предыдущим поколениям.

С этого момента начинается неуклонный рост Богородичного благочестия. Появляются праздники в честь Богородицы, входят в церковное сознание события Ее жизни, описанные в апокрифах и ранее циркулировавшие только на периферии церковного сознания, в Ее честь строятся храмы, пишутся иконы, создаются богослужебные гимны.

Иконоборчество было попыткой не только отказаться от почитания икон, но и снизить градус Богородичного благочестия в церковном народе. И эту попытку Церковь тоже отразила, и из этого боя Богородица вновь вышла победительницей. И теперь уже ничто не препятствовало Ее победному шествию по городам и весям Византии, а затем и за ее пределами — по балканскому и славянскому миру.

Почитание Девы Марии развивалось на Западе. Но если в течение первых веков между Востоком и Западом существовало значительное сходство в восприятии мариологического учения (достаточно вспомнить всемерную богословскую поддержку, оказанную папой Целестином I святому Кириллу Александрийскому в его борьбе против Нестория), то со временем начали накапливаться различия. Во втором тысячелетии мариологический догмат в Католической Церкви был облечен в такие богословские формы, которые оказались непонятны и чужды православной традиции.

Начиная с Иоанна Дунс Скота (1236–1308) на Западе развивалось учение о «непорочном зачатии» Божией Матери. Согласно этому учению, Божией Матери в силу будущих заслуг Ее Сына была дана особая привилегия — быть свободной от первородного греха. В 1854 году папа Пий IX без созыва собора специальной буллой провозгласил учение о непорочном зачатии догматом:

Мы заявляем, провозглашаем и определяем, что учение, которое придерживается того, что Блаженная Дева Мария была с самого первого момента Своего зачатия, особой благодатью и расположением Всемогущего Бога, ввиду заслуг Иисуса Христа, Спасителя рода человеческого, сохранена незапятнанной никаким пятном первородного греха, является учением, явленным в откровении Богом, и потому в него должно твердо и постоянно верить всем верным[1824].

Возникновение и развитие учения о непорочном зачатии Божией Матери было прямым следствием того понимания первородного греха как наследственной вины, которое утвердилось на Западе со времен блаженного Августина. В западном богословии первородный грех воспринимался, прежде всего, как наследственная вина, переходящая от Адама на всех его потомков[1825]. Кроме того, утвердилась мысль о том, что первородный грех передается через плотское совокупление, от которого рождается каждый человек. Поскольку Богочеловек Христос не был рожден от совокупления мужа и жены, а родился от Святого Духа и Девы, и поскольку Он не нес на Себе никакой наследственной вины, Он не имел первородного греха. Прямым следствием такого понимания было введение в Католической Церкви XIX века догмата о непорочном зачатии Божией Матери.

Неизвестный художник. Епископ Игнатий (Брянчанинов). XIX в.

Становление, развитие и утверждение новых мариологических учений, неизвестных отцам Древней Церкви, было отрицательно воспринято на православном Востоке и вызвало в XIX веке целую серию антикатолических сочинений, в которых эти учения подвергались критическому анализу. В частности, в «Изложении учения Православной Церкви о Божией Матери» святитель Игнатий (Брянчанинов) назвал новое учение Римской Церкви еретическим, подчеркнув, что «паписты, признав Божию Матерь чуждою первородного греха, признали Ее чуждою всякого греха, вполне безгрешною, следовательно, не нуждающейся ни в искуплении, ни в Искупителе»[1826]. В противовес католикам, святитель Игнатий утверждает, что Божия Матерь «зачата и рождена во грехе по общему закону падшего человечества»; «зачалась и родилась Дева Мария в погибели, в падении, в узах вечной смерти и греха, родилась в состоянии, общем всему человеческому роду». Хотя Богородица проводила жизнь самую праведную, «грех и вечная смерть проявляли в Ней свое присутствие и владычество». Доказательство этому он видит в том, что «пребывая в омрачении», Она не поняла слов двенадцатилетнего Спасителя в храме Иерусалимском[1827].

Столь резкое подчеркивание греховности, сопряженной с зачатием Божией Матери, и «омрачения», в котором пребывал Ее ум, вовсе не характерно для святоотеческой литературы. Как мы видели, авторам III–IV века была свойственна некоторая неустойчивость в высказываниях относительно Богородицы. Ориген рассуждал о том, как Она «соблазнилась», стоя у креста Своего Сына, и эту неудачную идею позаимствовали у него Василий Великий, Амфилохий Иконийский и Кирилл Александрийский. Иоанн Златоуст писал о человеческих немощах Матери Божией в связи с известным эпизодом из синоптических Евангелий, в котором Она и братья Иисуса пытаются увидеться с Ним. Но начиная со второй половины V века подобного рода высказывания становятся невозможными. Все дальнейшее развитие святоотеческого учения о Богоматери направлено на выявление в Ее образе тех качеств, которые сделали Ее «честнейшей Херувим и славнейшей без сравнения Серафим».

По учению святого Григория Паламы, Богородица — «средоточие Божественных и человеческих дарований»[1828]. Она настолько приближена к Богу, что «является единственной как бы границей между тварным и несотворенным естеством», то есть между естеством Божественным