похода они обсудили с Дитрихом втроём, после чего Элий Катулл предложил пройти в триклиний и объединить обед с ужином, дабы лечь спать пораньше и выехать ещё до рассвета.

— Ну, раз мы всё обговорили, то действительно неплохо в самом деле потрапезничать на славу! — согласился тевтон. — Если только... — и он пристально посмотрел в лицо сперва одному, потом другому, — если только мы обговорили всё, что нужно.

— По-твоему, мы что-то упустили? — быстро и отчего-то тревожно спросил Элий.

— А по-твоему? — вопросом на вопрос ответил Зеленоглазый.

— Не понимаю... Что ты имеешь в виду?

— Объясню. — Дитрих сидел на ступенях крыльца, где они вели свой разговор, расстелив на площадке карту Северной Британии, очень примитивную, составленную со слов немногих путешественников, сумевших там побывать. — Объясню, что имею в виду. Мы с тобой, Крайк, затеяли очень опасное дело и, чтобы успешно его завершить, должны ничего не скрывать друг от друга.

Бритт вспыхнул, залившись краской от корней светло-рыжих волос до самой шеи. Его лицо на миг выразило смятение, словно его поймали за каким-то недостойным занятием.

— Я... Я не скрыл ничего, что хотя бы как-то может относиться к нашему общему делу, Дитрих!

— Это было бы так, Крайк, но с утра я случайно услышал разговор Элия и Лакинии. Прошу учесть: не подслушал, а именно услышал — они волновались и говорили очень громко. Мне стало ясно, что вы нашли некую вещицу, которая могла попасть сюда только из вашего прошлого, только из-за Вала. Правда, это может оказаться ошибкой, но всё же... Что за женщина живёт в хижине сторожа?

Краска на лице вольноотпущенника сменилась бледностью, он совсем растерялся, и Элий тотчас пришёл ему на помощь.

— Тебя ввели в заблуждение слова Лакинии, Дитрих! — пылко воскликнул Катулл. — Она отчего-то с подозрением относится к нашей гостье. А это всего лишь сестра Крайка, которую он, правда, много лет не видел.

Да, она со странностями, что есть, то есть, но вообще-то просто безобидная старая дева, которой не повезло в жизни.

— И которая, по причине этого невезения, лазает ночами в окна к незнакомым мужчинам? — самым невинным тоном уточнил Зеленоглазый.

— То... то есть — как в окна?! — ахнул Элий.

— Риона? В окна?! — Крайк, казалось, готов был вскочить с места. — Но этого быть не может!

Дитрих вновь перевёл взгляд с одного на другого.

— Тогда объясните мне, во имя ваших богов, хоть римских, хоть кельтских, каких угодно: кто ещё мог подобраться к дому вплотную, да так, чтобы волк его не учуял и не поднял тревогу? Я бы подумал, что это шалости кого-то из детей, однако ведь все трое ещё небольшого роста, ни один не влез бы на цоколь, не подставив чего-нибудь возле стены, а следы говорят — ничего там не подставляли. Значит, это и не дети, и не кто-то чужой. Кто же?

Элий и Крайк переглянулись.

— Моя младшая сестра Риона, — с неохотой произнёс наконец бритт. — Она одна кроме меня осталась в живых из всей нашей семьи. Элию я рассказывал нашу историю, расскажу и тебе. Мой отец был главой большого клана и решился поднять восстание против римлян. Это было, когда я уже достиг шестнадцати лет и носил оружие. Красные гребни разбили нас, мы отступили, и они ворвались в нашу деревню. Мать попросила отца, чтобы он её убил, и он это сделал. А маленькую сестру Риону напоил сонным зельем и спрятал под кучей сена в конюшне — он надеялся, что легионеры её не заметят. Рионе только-только сравнялось шесть лет, она была маленькая, худая, её действительно не заметили. Отца и двух моих братьев убили, а меня ранили, я лежал, как мёртвый, не то взять меня им бы не удалось. Так я стал гладиатором в Эбораке[30], где меня и выкупил Элий. А вскоре он дал мне вольную, и мы отправились за Вал, искать орла Девятого легиона. О судьбе Рионы я до сих пор ничего не знал, но три дня назад она вдруг объявилась в нашем имении!

— И ты уверен, — Дитрих с сомнением, пристально смотрел Крайку в глаза, — ты уверен, что эта женщина и вправду твоя сестра? Ты не видел её двадцать четыре года!

Крайк улыбнулся странной улыбкой, которую явно пытался подавить — он не хотел показывать своих чувств ни Дитриху, ни даже своему другу Элию. Но ничего не получилось. И Зеленоглазый понял смысл этой улыбки: разве может человек, когда-то потерявший всё, всю свою семью, всё, что связывало его с детством, с родиной, с прошлым, разве может он не надеяться, что хотя бы частичка этого прошлого когда-нибудь вернётся к нему?

— У Рионы есть одна примета, по которой её невозможно не узнать. И потом... она так похожа на нашу мать, что никто бы не ошибся. Лицо матери я помню, оно и сейчас передо мной, будто она живая... Да, это моя пропавшая сестра, сомнений нет. А что у неё странный характер, так это от того самого дня, когда она проснулась среди наполовину сгоревшей соломы, и кругом были сожжённые развалины, а по бывшей нашей деревне рыскали волки. Странно, что она осталась жива. Она мне рассказала, что её увёл туда, за Вал Адриана, старый охотник, который привёз продавать римлянам медвежьи и волчьи шкуры. У этого охотника она и выросла. Он не женился на ней, потому что, когда сестра достигла возраста брачного пира, её спаситель был уже совсем стар. Но она осталась в его доме, а жил он на отшибе от деревни, возле самого болота.

— Этого ты мне не рассказывал! — Элий слушал друга, нахмурившись, видимо, тоже испытывая какие-то сомнения. — Как же она жила одна столько лет и откуда о тебе узнала?

Тут бритт смутился окончательно. Об этом ему, должно быть, совсем не хотелось говорить. Но выхода не было: теперь уже его ответа ждал не только Дитрих, но и его друг Элий. И Крайк нехотя выдавил:

— Жила Риона своим лекарским искусством: кое-чему её обучил старый охотник, искусный в собирании трав, кое-чему она уже потом сама научилась. К ней ходили лечить раны, полученные на охоте, нарывы и язвы, она помогала даже бесплодным женщинам. И ещё предсказывала судьбу. У неё дар такой. Она видит будущее. А в одном из видений