Шрифт:
Закладка:
Октябрь, первые заморозки, черная как смоль ночь, а на ночной реке полыхал и двигался огонь. На воде слышны были еле уловимые всплески весел. Впереди на носу лодки в напряженной позе застыл «боец» (так называли охотника, орудующего острогой) – коим был Вася Недорезов. В одной руке древко остроги, а другой он еле уловимым движением руки указывал кормчему-труднику, куда вести лодку. Вдруг предупредительный жест, лодка замерла и после резкого, молниеносного удара острогой под воду Вася с усилием поднимает пронзенную и трепыхающуюся рыбину. Через миг опять тишина, и лишь челн беззвучно скользит по глади воды, озаряя немногое пространство воды вокруг себя ореолом огня и света. В ту ночь Вася добыл двух сомов, трёх больших стерлядей и одну царь-рыбу.
Отрок пришёл в восторг и долго упрашивал Васю Недорезова и трудников дать ему острогу и попробовать поохотиться. Однако Васька, строго охранявший отрока от всяких напастей и запальчивости, уговорил его не делать того, ибо крупная рыба могла сдернуть отрока с лодки и утащить его за собой на глубину.
– Не пришли исчо твои лета охотиться на большую рыбу, государь мой! Но как возрастеши, дак сам привезу тебя на озеро, научу тобя тоей хитрости и поохотимся с тобою, – убеждал Васька отрока.
После уговоров тот согласился.
* * *
Тем же летом поражение татар под Москвой обрекло на неудачу наступление шведов на Новгород и Псков. Многочисленная армия шведского фельдмаршала Флеминга подступила к стенам крепости Гдова в Псковской земле. Несмотря на ожесточённый артиллерийский обстрел, защитники устояли и отбили приступ. Отдельные шведские отряды вышли и к Новгороду. Они подвергли страшному разорению все окрестности города и порубежные уезды. Этим и ограничились успехи королевских войск. Столкновения на русско-шведской границе продолжались ещё в течение года. Затем военные действия уступили место мирным переговорам.
Восточная и южная политика России также отмечены были немалыми успехами. Отразив нападение татар, Россия приступила к укреплению безопасности южных рубежей. Ещё до прихода Казы-Гирея были выстроены пограничные крепости – Воронеж в 1585 и Ливны в 1586 годах. Сразу после разгрома крымских татар под Москвой была отстроена новая Елецкая крепость, законченная постройкой в 1592 году. Затем к 1596 году отстроили новые крепости в Белгороде, Осколе и Курске. Оборонительная, пограничная линия – «порубежная черта» была частично отодвинута на 200–300 вёрст от Тулы – Зарайска на юг – в «Дикое поле». Вследствие этого очередная волна переселенцев из коренных уездов и волостей России хлынула на необжитые просторы и чернозёмы южной лесостепи и степи. Вслед за казаками и сторожевыми отрядами, вслед за потоками служилых людей – дворян и детей боярских, получавших на новых землях поместья, в «Дикое поле» шли плотники, мастеровые, крестьяне-землепашцы, заселяя новые города-крепости, образуя посёлки и сёла. Уходили с насиженных мест легко. Шли всеми правдами и неправдами, законно, полузаконно и незаконно. Их движение действительно скорее напоминало волну, развёрнутую по всему фронту наступления на юг и юго-восток.
В конце 1580-х – в 1590-е годы Российское государство смогло выделить более крупные силы для колонизации и освоения Сибири. Знаменитый поход Ермака послужил лишь толчком для широкого продвижения русских в Сибирь. Стрелецкие отряды, посланные за Урал в 1584–1585 годах, не смогли закрепиться там. Между тем сибирский хан Кучум потерпел поражение от одного из своих соперников Сеид-хана. Последний овладел столицей ханства – Кашлыком (Искером). В 1587 году русские выстроили неподалёку от Кашлыка город-крепость Тобольск. В столкновении с татарами русские войска взяли в плен Сеид-хана. Старая татарская столица запустела. Следом, в 1590-е годы русские воеводы возвели на Оби множество острожков. В далёких таёжных местах на перекрестках речных и сухопутных путей поднялись укреплённые городки: Берёзов, Обдорск, Нарым, Тара. Перед русскими первопроходцами – промышленными людьми, казаками, крестьянами открылись пути в глубины неведомой, необъятной, сказочно-богатой Северной Азии – «земли Сибирской». Их движение на восток напоминало скорее бурное течение весенних ручьёв и речек ибо, зачастую, они уходили в Сибирь тайно, малоизвестными дорогами и тропами. Там – в Сибири рассеивались они по всему её необъятному лику, колонизируя и преображая этот лик.
* * *
После углицких событий миновал год. День поминовения по царевичу 15 мая 1592 года прошёл в Угличе совершенно незаметно. Ни сам государь Феодор Иоаннович, ни кто из его ближайшего окружения на том поминании не присутствовал. Не было там никого из родни царевича Димитрия и по материнской линии. От царя Феодора, известного своей набожностью, искренней любовью к младшему единокровному брату, не поступило ни одного заупокойного вклада на помин души отрока Димитрия. В то же время крупные вклады были сделаны на помин души убиенных Битяговских. В том же 1592 году произошло открытие мощей св. Романа Углицкого и это событие также оттенило память о кровавом событии 15 мая 1591 года, переключило на себя внимание многих.
Не исключено и то, что углицкое дело в замыслах царя и правящей элиты на некоторое время отступило на второй план. Дело в том, что через год после событий в Угличе у царя Феодора Иоанновича родилась дочь, которую нарекли Феодосьей. Она стала возможной преемницей власти угасающей династии московских Даниловичей. Однако традиция преемственности, наследования власти и престола, обычаи России, не позволяли ей в будущем, при обретении совершеннолетия, царствовать самостоятельно. Едва Феодосье исполнился год, как московские власти озаботились созданием условий, которые позволили бы царевне стать в будущем царицей.
* * *
Солнечным летним июньским днём 1593 года по Рождеству Христову в одной из небольших сводчатых палат царского дворца в Кремле собрались шестеро мужей, сидевших за большим столом. Судя по одеяниям, манерам и высказываниям это были самые именитые и влиятельные персоны Московского государства. На столе, крытом тёмно-синей скатертью дорогого венецианского бархата, стояло несколько серебряных кубков. Посреди них располагался большой серебряный кувшин, налитый красным вином. Солнечный луч, пробиваясь сквозь узкие, высокие оконца, закрытые рамами с цветными стёклами, играл на серебре кубков и драгоценных камнях, слегка слепил глаза. Неярко горела лампада пред образами в красном углу.
Во главе стола на возвышении восседал довольно пожилой муж с седеющими висками и бородой, с мягкими чертами лица и приятными голубыми глазами. На голове его красовалась небольшая, лёгкая шапочка, напоминающая монашеский клобук. Но тяжёлая золотая цепь с наперстным золотым крестом, изящный посох в деснице и лёгкая соболья накидка, наброшенная поверх дорогого кафтана, почтительное отношение к нему всех присутствующих свидетельствовали, что это – первая персона государства
