сверзившись с полки, юркнула в щель между ящиками. И тут же стала бешено ругать меня с безопасного расстояния. Подоспели ее родственнички и подняли пискливый гвалт. Глупендры.

Ладно, ждать мы умеем.

Через полчаса мыши напрочь забыли об инциденте, и толстая снова вскарабкалась на ту же полку. И была поймана повторно.

Придерживая тетю мышу за хвост, я заговорила жестко, как начальник гангстеров из боевика:

— Жить хочешь? Ты и твоя семья?

— …

— Значит, так. Даю вам ночь на сборы. Чтобы к утру в доме никого голохвостого не осталось. Иначе буду ловить вас, пока всех не передушу. Лафа кончилась. Приехала хозяйка. Выбирай: жизнь на воле или смерть в доме. Усекла?

Тетя мыша часто-часто дышала и очень хотела бы прямо сейчас оказаться далеко отсюда. Она все прекрасно поняла.

Что-что, а шантаж все-таки приятное дело. Чувствуешь себя сильной и крутой, можно повелевать и ставить условия. Да, это по мне.

Кажется, я заслужила награду, а?

Стеклянная банка с неприступной тушенкой грохнулась о цементный пол. Мыши из всех щелей издали общенародный мучительный стон. Я принялась праздновать победу.

А Масе фигушки.

Утром на мокрой тропе была хорошо видна ведущая от дома цепочка маленьких следов. Но никто из людей, конечно, ее не заметил.

Впрочем, с мышами или без, по-любому было ясно: Маша остается.

Глава двадцать шестая

Все когда-то кончается

Маша

Конечно, я осталась — не бросать же Витю с ошпаренной ногой.

Осталась дожидаться, когда выпадет снег и размокшую глину дорог прихватит морозцем, чтобы могла проехать машина. Прошел месяц, снег выпал, а трактор так и не давали.

Каждый день я таскалась на станцию звонить в заготконтору, клянчила транспорт. Хотела взять их измором. Но там народ был тертый, слезой не прошибешь. Наконец, отчаявшись, свернула однажды в заснеженном лесу по гусеничному следу, который вел в чащу: решила самостоятельно найти водителя и, посулив денег, попросить вывезти нас из этой глуши.

Вот тогда-то я и наткнулась на след медведя-шатуна: он прямо на глазах наполнялся талой водой. Припустила бегом и выбежала к мужикам, которые валили лес и возили его на тракторе с прицепом. Рассказала ситуацию — мол, у мужа ошпарена нога, коры целый сарай — не бросишь, в доме холодно, дрова сама вручную ношу из лесу каждый день, а теплее не становится… Дяденьки сжалились и на следующий день вывезли нашу компанию из дырявого дома, где по щелястым углам уже наметало за ночь снега и даже жуки впали в спячку и прекратили жевать потолок и стены.

Надо сказать, что вырученных за кору денег хватило ровно на два билета до Москвы. И это правильно. Потому что на самом-то деле получили мы гораздо больше.

До сих пор, стоит захотеть, и я могу по памяти смотреть фильм про холмы в формате 5D, вдыхать запахи трав, печного дыма и мокрой земли, слышать плеск ручья и шебуршание дождя, стрекот и жужжание и сколько угодно наблюдать, как от весны к зиме меняется лицо леса, ставшее мне родным и понятным.

Стихи Маши про жизнь в Васькове

Воспоминания о лете

Он замедляет ход со стоном,

Стучат подковами вагоны.

Вот в алюминиевых поддонах

Сгружают хлеб на край перрона.

Потом шершавые буханки

Считают медленно в уме…

В пяти камэ от полустанка

Мы жили в доме на холме.

Ходили к поезду за хлебом

С пустым походным рюкзаком.

Был весел путь под ярким небом

И как своя ладонь знаком.

Вилась дорога меж холмами.

Пестрел горошек луговой.

Деревня легкими домами

Тянулась к солнцу головой.

Земля шептала и гудела,

Вся в желтой солнечной пыльце.

Шмель зависал над чистотелом

С недоуменьем на лице.

Берешь горбушки половину,

А там и жар, и влага дней,

Луга и ветры, гул пчелиный,

И труд людской и муравьиный —

Все звуки лета бьются в ней…

Давно вернулись в пыль и морок

Московских уличных сует,

Где в соты каменных каморок

Не проникает синий свет.

Беру ржаного половину

И подношу ее к губам…

Где лепет, шум неуловимый?

Нет, ничего не слышу там.

Часть третья

Духи Алтая

Четыреста лет я живу на этой земле.

Семнадцать из них я ходила по ней ногами.

Бестелесная кошка

Глава первая

Какие такие горы?

Ёшка

Зима ушла, хлопнув дверью, забрала с собой все снега и ветра, но на смену ей никто не шел. Мы с Масей торчали на подоконнике в кухне, где пахло близким обедом, и пялились в бесцветный двор, гипнотизируя ближайший тополь: давай, мол, просыпайся, выпусти клювики почек! Тщетно. За окном не показывали ровным счетом ничего, природа зависла на одном кадре: ни туда, ни сюда. Мася тоже завис, даже ушами не пошевеливал.

Я раздраженно спрыгнула с окна и побежала к Бороде на колени. Он почесал мне живот, не отрывая взгляда от экрана компьютера.

— Машуня, смотри, — крикнул он в сторону кухни.

— М-м? — Маша подошла, вытирая руки о длинную футболку, и чмокнула нас в макушки — сначала меня, потом его.

— Телецкое озеро, Алтай, — говорил Борода незнакомые слова. — А вот Шавлинские озера. Красота?

Ничего интересного, если меня спросите. Неподвижные картинки. Если б хоть двигались…

— Ух ты! — восхитилась Маша. — Волшебные места.

Я прикрыла глаза, замурлыкала. Может, обратите взоры на живую, теплую кошечку?

Витина рука продолжала автоматически гладить меня. Нет, так я не люблю, мне нужно все внимание. Выпустила когти, услы­шала, как одно острие, пробив ткань джинсов, кольнуло кожу. Никакой реакции. Смотрят и смотрят в экран. Может, куснуть?

Вдруг Маша сказала:

— Поехали, а, Вить?

— Я думал, ты никогда не предложишь. — Борода вскочил, бес­пардонно скинув меня на пол, и радостно забегал по комнате. — Конечно, нужно сейчас ехать, потом будет не до того. С ребенком уже не попутешествуешь.

С каким ребенком? Что он имеет в виду?

— А ты потянешь? — остановил беготню Виктор. Он смотрел на Машу. Но не в глаза, а ниже, на ее живот.

Меня парализовало догадкой.

— Думаю, да. Все тяжелое ты понесешь, а в мой рюкзак все легкое положим, — улыбнулась Маша.

— В горы нужно много чего брать. Палатку, спальники, теплые вещи, продукты на неделю, пару котелков…

— Ну ты же у меня сильный муж, правда?

— Конечно, — удивленно сказал муж. По-моему, такой эпитет он слышал о себе впервые. Ростом Борода был чуть выше Маши.

В комнату вплыл Король Лев и изможденно рухнул на пол: целых десять шагов из кухни. А то и все пятнадцать.

— Мрнэ? — спросил он. В смысле, сколько можно ждать вас? Еда давно готова.

Я тоже проголодалась и потому смотрела на него с неприязнью. Толстый, ленивый и пыльный. Голодную, меня легко разозлить.

— Батон с одной извилиной.

Кот, обычно полный терпения и неги, обиделся и дернул хвостом, но до ответа не снизошел.

У нас с ним налажена прямая телепатическая связь. Раньше приходилось долго настраиваться, сосредоточенно вылизываясь, чтобы мысли покинули ум. Теперь же достаточно подумать — и готово, тебя слышат. Когда вместе ешь, вместе клянчишь вита­минки, гоняешь одни и те же игрушки по коридору, дерешь одну когтеточку и гладят вас одни и те же руки, это роднит. Так что мы с этой шерстяной ватрушкой, которая мнит себя царем зверей