она схватила своё ведро, выдрала моё у меня из рук и резво выскочила на улицу. Откуда такая скорость? Хару вообще сложно понять. Она так быстро передвигается, что кажется, что она всегда бежит, но я даже не слышу характерного топота ног. А ведь если носиться по дощатому полу, шум будет ужасный. И где Хара так научилась?

Махнув рукой на Хару — серьёзно, мне тяжело с ней разговаривать, — я отправился разобрать свои вещи. Листы и перерисованные символы лучше спрятать — пусть их никто, кроме меня, не трогает. Да и стыдно как-то, когда девица должна твои труселя по полочкам раскладывать. Я до такого уровня несамостоятельности ещё не дожил, хоть мой прежний дом и был наполнен прислугой.

Вскоре я понял, что остался один. Краем глаза я заметил уходящую Хару — двор перед домом хорошо просматривался их моего окна.

Тогда я решил, что нужно себя чем-то занять. С соседями, что ли, познакомиться? Я сменил рубашку — прежняя вся мокрая и грязная, сразу видно, чем занимался, и отправился на улицу.

И всё же, видок у нашего двора страшный.

Я вышел за ворота, закрывая скрипящую калитку. Не понятно, зачем она вообще здесь нужна, если я могу перепрыгнуть её даже со скудными силами Сабуро.

Огляделся. Рядом домов нет — до ближайшего придётся чесать по дороге.

Что ж, выбора у меня тоже нет.

Итак, наши первые соседи в шести минутах быстрой ходьбы. Нужно миновать собственный двор (он, вообще-то, довольно мал в ширину) и зелёное насаждение. Его даже можно назвать лесом. С натяжкой.

Большое здание. Красный забор, деревянные львы в столбах да ухоженные кусты с цветами. Да ещё и машина у дома припаркована дорогущая. А соседи явно не бедствуют.

Не успел я позвонить в звонок, который был прямо у высоких ворот, как кто-то выпрыгнул из дома и громко спросил:

— Ты ещё кто? Нам ни бытовая техника, ни кухонная утварь не нужны — иди дурить кого-нибудь ещё!

Какой тёплый приём.

— Да ничего я не продаю, — пробурчал я, поднимая руки. — Видите? Ничегошеньки.

Женщина прищурилась. Она была низкой, лет тридцати на вид, одетой в длинное платье и фартук. И снова тот же стиль, что и у Фудзи и Хары.

— И религию мне свою не втюхивай. Я, вон, в храм хожу по праздникам, мне ничего больше и не надо. Так сектант ты или попрошайка? Пшёл отсюда!

Надо было идти в другую сторону. Я почувствовал, как мой глаз дёрнулся, и поспешил перебить эту особу:

— Да что вы себе напридумывали? Я что, так похож на бродячего торговца? Я сосед ваш, Кикучи Сабуро, — на всякий случай я указал в сторону, где находилось моё новое жилище. — Следующий дом во-он там. А вы?

Табличку я уже заметил: Судзуки. Но не только же за именем я сюда пришёл?

Женщина скривилась, скрестив руки на груди.

— Кикучи, значит. Так вы согласились на наше предложение? Что, никто так и не купил ваш домишко?

— О чём вы? — не понял я.

— Ты мне не играй в дурачка, нечего набивать цену. Если пришёл от Кикучи, надеюсь, ты юрист. Заняться договором о продаже я готова прямо сейчас. Надеюсь, вы помните, что больше цены участка я предлагать не собираюсь — дом всё равно под снос.

И ничего он не под снос. Жить можно — по крайней мере, проводил я зимы в местах и похуже. А сейчас тепло, дом пока стоит, ещё и воду могут дать, чтобы прямо из кранов текла. Небольшой ремонт да в саду погорбатиться, и жаловаться будет не на что.

— Женщина, я не от Кикучи. Я и есть Кикучи и живу по соседству с этого дня. Просто зашёл познакомиться. О какой продаже идёт речь? И вообще, условия у вас ужасные — жом очень даже жилой. Конечно, даже идиот не продаст его вам.

— Ты! Ну так и иди прочь! Нечего отнимать моё время!

Я махнул рукой. Ну и чёрт с ней, с этой бешеной. Сколько ни бывал в деревнях, люди там были куда дружелюбнее.

Я решил отправиться дальше и просто осмотреться. Ближе к центру Хигасиагацумы зданий было куда больше. Они были маленькими и совсем не высокими — не то что в Токио.

Я оглядел некий «Двор чая и выпечки», с большими стеклянными окнами. Внутри были столики со стульями и большая стойка, а второй этаж явно был жилым. Одна ассоциация — некий «семейный ресторанчик». Затем прошёлся мимо домов, разглядывая таблички над почтовыми ящиками. Не то чтобы я действительно запоминал фамилии — заняться было уж совсем нечем.

Какое-то… чересчур милое место. Я ожидал настоящую дыру.

Я напрягся. Какой-то странный шум. Звон, будто ужасно громкий колокольчик, и детское оханье. Я обернулся на звук — со склона, по узкой асфальтированной дороге, прямо на меня неслось двухколесное приспособление с мальцом, безуспешно пытающимся его остановить.

Велосипед.

Да и судя по тому, что у паренька пары зубов не хватает, можно бежать, не надеясь на удачный исход. Вздохнув, я прыгнул за угол и прижался к стене. Мальчишка чуть не пролетел мимо, и он вполне мог бы стать лепёшкой на чьём-то заборе, если бы я не схватил его за шиворот.

А вот велосипеду не повезло. Не пойму, сломался он или нет, но стукнулся знатно — шума на всю улицу.

— Эй! — взвизгнул мальчик. — Не-ет! Да меня дома убьют!

— Нечего такие опасные штуки выделывать, — сказал я; у нас бы семилетку не то что на коня — на козла бы без присмотра не пустили. Конечно, если он ещё живой-здоровый нужен. — Хотел вместе с ним упасть и расшибиться? Так тогда тебя и убивать никому не придётся.

— А вот и не убился бы, — мальчик возмущённо подёргал ногами и прыгнул на землю. Смешной такой, рыжеватый, да и явно с шилом в мягком месте. — Тебе откуда знать?

Я нагнулся и прошептал:

— Потому что я призрак мальчика, который катался на этой штуке, прямо как ты. Я расшибся и теперь хожу по свету, предупреждая других детей, чтобы они были осторожными.

Мальчик надулся и дал мне по лбу. Затем подскочил к велосипеду и, схватив его, бросился прочь, не забыв выкрикнуть:

— Глупый дядя!

— Какой я тебе дядя? — весело фыркнул я. — Я молод и свеж. А говорили, такого добиваются только кровью девственниц.

Быстро забыв о мальчонке (какой кому прок от детей?), я снова отправился исследовать город. Или деревню. Кто его знает — а надо было поинтересоваться. По меркам