прорезались рассветные лучи и окрасили пышные зеленые кроны в кровавый цвет. На ветках запели птицы, вдали журчала речка. Если прислушаться, то можно было услышать заливистый смех русалок и вой неупокоенных мертвецов вдали. Василика зевнула. В голове по-прежнему шумело, но спать уже не хотелось.

– Что прикажешь сегодня сделать? – Девица оглянулась на Ягиню.

– Ничего необыкновенного, – махнула рукой ведьма. – Ты, Василика, думаешь, что мы вечно колдуем, плетем наговоры, смешиваем травы и болтаем с духами, а на деле, – поморщилась она, – по дому работы столько, что на ворожбу иной раз времени не остается.

Когда-то Василика представляла ведьм совершенно иначе, теперь же не видела в колдовской жизни ничего сложного. Только и знай, что суетись по хозяйству, не подпускай близко неупокоенных духов, проверяй обереги и не забывай о еде в печи для всадников-вестников и для себя. Да и саму печь не мешало очистить от копоти.

Было ли это похоже на труд чернавок? Отчасти, только ведьмы слышали больше и чувствовали сильнее, чем обычные люди. По малейшему шороху Ягиня могла узнать духа, прогнать или приветить его.

Она часто рассказывала, как в молодости помогала девкам. Одна обидела водяницу, другая приворожила молодца, и он приходил к ней даже после смерти, третья скинула нежеланного ребенка, и тот превратился в игошу. Разное бывало, но хлопоты по хозяйству оставались всегда.

– Сегодня уберемся в доме, наготовим. – Ведьма принялась убирать глиняные чашки. – А завтра начнем с тобой учиться выплетать обережные наговоры и ставить такие щиты, от которых навьи твари будут плеваться.

Ягиня взяла пышную метлу из березовых ветвей и принялась мести полы. Ходили слухи, что ведьмы летали на этом куске древесины, но Василика ни разу не замечала за Ягиней подобного, зато прекрасно знала, что чем шире метла, тем легче убирать и выметать грязь. Крошки и огрызки, травинки и песок, дорожная пыль – все отправлялось за порог.

Василике Ягиня поручила заняться солеными лепешками. Уж очень ладными они у девки выходили. И неудивительно, ведь ей нравилось возиться с тестом. Раз, два – замесить, перевернуть, обмакнуть пальцы в муку и снова замесить, не забывая приговаривать, чтобы лепешки получились вкусные и румяные.

– Эх, Ягиня-Ягинюшка, – притворно всплакнул Всполох. – Такая хозяюшка пропадает, хоть замуж выдавай!

Василика повернулась и показала ему кукиш. Ягиня усмехнулась и сделала вид, будто замахивается метлой на нерадивого духа за неудачную шутку. Всполох укатился под печку и стих – одни только искорки мелькали. Видимо, обиделся, но с ним такое часто бывало.

Хотела бы Василика замуж, не пришла бы в ведьмин дом и, наверное, не отвергла бы Мрака, хотя какой из него жених? У черного всадника жена – ясная луна, а дети – звезды, иного не дано богами.

– А были ли такие, кто пошел против воли богов и смог настоять на своем? – задумчиво спросила Василика, раскатывая лепешки.

Ягиня уже закончила подметать и сидела в углу, наблюдая за работой ученицы.

– Был один, – сказала она. – Теперь ни жив, ни мертв. Счастлив ли, не знаю.

– А расскажешь? – У Василики заблестели глаза. – Интересно.

– Эх, любопытная, – покачала головой та. – О Кощее Бессмертном разные слухи ходят, одни страшнее других, а сама я его не видела, не могу сказать, что правда, а что напридумывали. Как закончишь готовить, так и расскажу, а то так уши развесишь, что про лепешки забудешь.

Пришлось шевелиться быстрее. Василика уже не обращала внимания на вымазанное мукой лицо – только раскатывала и вырезала, складывая лепешки в увесистую миску. Столько наготовила, что хватило бы на угощение для нескольких молодцев. Когда белоснежное тесто отправилось в жаркую печь, Василика выдохнула и принялась отмывать стол.

За делом время неслось невероятно быстро. Присев наконец на лавку, прищурившись от солнечных лучей, девка осознала, что уже настал полдень. Изба сияла не столько от чистоты, сколько от заливающего ее солнечного света.

Василика улыбнулась и потянулась изо всех сил. Ягиня распахнула дверь, впуская свежий воздух в жаркую избу. В Лесу никогда не было знойно – дули прохладные ветра, неся запахи сырой земли и хвои, оттого и лето чувствовалось иначе, чем в деревне.

– Ну слушай, – начала Ягиня, – это случилось так давно, что ни тебя, ни меня еще на свете не было…

* * *

Ощущать себя на месте Кислицы было странно. Вроде не впервой, пора бы привыкнуть, скоро уж и Василика станет полноценной ведьмой, а все же непривычно. Ягиня не так часто получала письма от Кощея, она почти не знала его, поэтому рассказывала то, что и так знали все. Пережил много страданий, возненавидел Жизнь и кинулся в объятия Смерти. Ничего нового.

Правда, ходили еще слухи, будто одно время Кощей прислуживал темной богине Моране. С горя подался к ней, приносил жертвы, людские и не только, а потом его как-то вынесло из служения, за что богиня его возненавидела и приказала наказать – лишить смерти, чтобы жил и мучился до тех пор, пока сам мир не обрушится.

Василика слушала разинув рот. Надо же: человек, победивший Смерть! Оно и к лучшему. Ягиня собиралась научить девку выплетать самые сильные заклятия, чтобы та не пропала среди мертвых тварей. И хорошо, если она сама захочет увидеть Кощея Бессмертного, не станет плакать и проклинать ее, свою наставницу, за то, что отправила живую в царство нежити.

Сама Ягиня прокляла бы. И попыталась бы сбежать.

Объяснять молодице, что за ней охотится тьма, было бесполезно, не поймет. Василика не понимала до конца, насколько страшен Мрак, хоть и видела его истинное лицо. Вряд ли девка запомнила что-то.

– Ждет тебя необычная судьба, – усмехнулась ведьма.

– Ты это к чему? – нахмурилась Василика. – Что задумала?

– Увидишь, – отозвалась Ягиня. – А пока следи, чтобы лепешки не пригорели.

Василика, охнув, метнулась к печи. Лепешки слегка подрумянились, но ничуть не сгорели, вполне можно было снова отправить их в жар. Ягиня тем временем выглянула в окно. Среди высоких крон прятались мавки и лешачата. Им нравился запах свежего печева, но приблизиться к воротам они не могли. Особенно теперь, когда ведьма заново расчертила знаки и они засияли еще сильнее, отгоняя нежить.

Покойная Кислица иногда разрывала обережный круг, когда деревенские сильно нуждались в помощи, а своей травницы в деревне не было. Но людская доброта недолговечна: сегодня жалуют, а завтра явятся к тебе с вилами и лопатами. Любой человек мог принести в дом беду, и лучше было вовсе никого не пускать Поэтому Ягиня действовала иначе. Когда карты показывали, что в Радогощи не хватает рук, она сама выходила за ворота, оборачивалась странствующим знахарем. На чужака никто не стал