— Рудко, — заговорила Маргита. — Знаешь, ну, радио это, которое ты мне привез, долго оно сможет играть? — спросила она в смущении.

— Должно долго, ведь оно новое.

— Я чего сомневаюсь, электричества у него хватит ли.

— Ах, вот оно что, — я уразумел, что ее беспокоит. — Ну, время от времени придется менять батарейку, но это пустяки, ты сама сможешь сделать.

— Правда? — спросила она, заметно струхнув.

— Правда-правда, не бойся, я покажу тебе, как это делается.

— А эти батарейки можно достать?

— Я привез тебе две запасные, а когда и они кончатся, купим новые. Это обычные квадратные батарейки, они всегда есть.

— У Границковых, что напротив, было радио с проигрывателем. Не знаю, может, оно и теперь у них есть. Так вот, пока хозяйка, тетка Границкова, была жива, я по вечерам хаживала к ним слушать театральные постановки. Бывало, усядемся все в уголке, тетка включит радио, а мы слушаем, слушаем, случалось, и всплакнем. О чем только ни говорилось в этих постановках. Однако после смерти хозяйки — а уж прошло порядочно времени — я у Границковых не была, — сказала Маргита и, помолчав с минуту, продолжала: — Зять у них чудной — беспутный, пьяница. Мы как-то столкнулись с ним на заднем дворе у стога, он и давай приставать ко мне. «Отстань от меня, и не стыдно тебе?» — корила я его. А он мне на это: «Да брось ты, все одно помрешь, дуреха эдакая». — «Помру, конечно, помру, да только не так, как ты», — говорю ему. Как не стало тетки Границковой, так и я к ним не хожу, бог знает, играет ли у них это радио.

— Теперь ты можешь слушать радио с утра до вечера, — сказал я.

Я был рад, что угодил Маргите. Мне и во сне не снилось, что она так мечтает о радиоприемнике. Сказать по правде, я сперва хотел купить ей другой подарок. Какую-нибудь вещь в хозяйство, материю на платье или удобные туфли. И сам не знаю, почему я в конечном счете решил подарить ей приемник.

— Чем же мне отблагодарить тебя, оно ведь наверняка дорогое, — вздохнула Маргита.

— Прошу тебя, ничего ты мне не должна, ведь это подарок, — я подошел к шкафу. Полки уже высохли.

Я открыл чемодан, вытащил из него белье и разложил в шкафу.

— Карточку детей повесь над кроватью, — сказала Маргита.

— Какую карточку? — я вздрогнул и подозрительно посмотрел на нее.

— А ты что, ни одной не привез?

— Почему же. Целый альбом!

— Какие у тебя дети? — спросила она. — Расскажи мне о них что-нибудь.

— Похожи друг на друга, как близнецы. Эвика ходит в третий, но она маленькая. Янко всего лишь первоклассник, но скоро ее догонит, растет как на дрожжах. Они хорошие дети, надеюсь, такими и останутся. Надо будет написать им письмо, Эвика уже может его прочитать. Напишу, что я тут делаю, в каком доме живу, похвастаюсь садом и фруктовыми деревьями, которые растут в нем. Напишу, что недалеко от дома есть пруд и что река близко. И еще я должен написать им о тебе, о дядюшке и кое о чем другом.

— Обо мне, что же ты напишешь им обо мне? — засмеялась Маргита.

— Да уж напишу. Непременно напишу.

События развивались с поразительной быстротой. Когда я узнал правду, вид у меня был ошарашенный и дурацкий, я даже толком не соображал, что она мне говорит, что предлагает, чем она бьет по мозгам, эта женщина, которая девять лет была моей женой, с которой я произвел на свет дочь и сына.

Женская хитрость — снимем шляпу пред ней! Тот, кто попадется женщинам на удочку, как правило, остается с носом. Безбрежным альтруистам, легковерным агнцам и прочим непрактичным мечтателям прямо-таки на роду написано получать мат в супружеских партиях.

Задаваться вопросами я начал много позже. Мысленно я спрашивал себя, в чем причина крушения нашего брака, что я такого сделал. Может быть, это результат материальной необеспеченности, сексуальной дисгармонии, жилищного кризиса, моей слабости к спиртному, эмансипации женщин… Вопросов всплывало много, а удовлетворительного ответа я не находил.

И ведь если бы она явилась с рыданьями, если бы каялась… То, что она вообще пришла и сказала правду, была ее добрая воля. Стоило ей захотеть, она могла бы молчать и дальше, могла тянуть все это еще долгие годы. Раз уж я ни о чем не догадался до той поры, у меня бы и после не появилось подозрений. Она сама пришла ко мне с повинной, но на это ее толкнули не угрызения совести и не страх перед небесным судом. Она рассказала потому, что обман теряет свою сладость, если он долгое время сходит с рук.

Никакой альтернативы в решении нашего супружеского кризиса она не предложила. Она хотела только одного — развода, как можно скорей, и я своим влиянием в сферах, где решаются бракоразводные дела — она так и выразилась, явно переоценивая мое влияние, — должен был ей в этом помочь. Она говорила об этом так, словно вторым участником бракоразводного действа будет кто-то посторонний, а не я сам. Уж это мне простодушие, с каким она выложила свои желания! Перед такой изощренностью я просто не нашелся, что сказать.

Последующие дни я провел словно в дурмане. И лишь по прошествии какого-то времени обрел способность рассуждать трезво. Я выложил все аргументы за и все аргументы против и увидел, что первые много весомее вторых. Я дал ей предварительное согласие на развод с одним условием: сам я ничего делать не стану и хлопотать не буду, пускай одна расхлебывает все до конца.

Две недели я спал в кухне на кресле-кровати. Мой предполагаемый преемник в супружестве был настолько деликатен, что ни разу не переступил порога нашей квартиры, всегда прощаясь с нею у дверей. И напрасно, он мог бы приходить безбоязненно. Люди начитанные и образованные теперь не бьют по морде за такой пустяк, как супружеская измена.

Жалко, что женин поклонник ни разу не зашел в квартиру. В результате я так и не узнал, что собой представляет этот молодчик. Я не знаю, блондин он или брюнет, молодой или старый, холостой, разведенный или вдовец. Просто досадно, что мне ничего о нем не известно. Было бы легче на душе, если бы я с ним познакомился. Я знал бы, что он за человек, чего от него можно ждать, как он относится к детям. Да-да, если бы я с ним познакомился, я мог бы представить себе,