— Здра-а-асте… — протянул я.

— А ты шо — опять подрался? — сочувственно поцокал языком он. — Какая у тебя пляма на лбу! Молотком били?

— Цепью. Идиоты.

— Идиоты! — согласился Густав. — Твой лоб цепью не пробить. Вот гвоздильным пистолетом или хорошим гномским чеканом — это можно попробовать… А лучше всего — противотанковое ружье, вот! Так, но я не о том… Я о том, что краем уха слышал — у Щербатого поголовье его шавок уменьшается не по дням, а по часам! Такое везение, просто настоящая удача для меня, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Кто не помер — тот покалечен, а это — понимаешь сам — на всю жизнь, не будет Щербатый ради своих оглоедов на мага-целителя тратится. Он и на обычного доктора ни единой денежки не отслюнявит, я уверен!

— Беда, — прокомментировал я, а сам при этом размышлял о том, что нужно и мне искать другого медика — к Кристинке-то зайти теперь не получится.

— И вот я подумал, — почесал бороду Игельшнойцхен. — Может быть, нам с тобой заключить пакт?

— Какой пакт? — напрягся я.

— О ненападении, известно какой! Тебе со Щербатым краями не разойтись уже никак. Мне с ним — тоже не по пути. Ну, а враг моего врага — это…

—…Очень удобный инструмент для того, чтобы отжать еще пару магазинчиков и подмять под себя синюков, ага? — подсказал ему я. — А если и прикончат ублюдка-урука, то невелика беда. Имела жаба гадюку, да?

Он от удовольствия аж расхохотался, ухватившись за бока.

— Давай, — говорит. — К Кристинке поднимемся. Подруга у меня тут живет, ты ее от церберов спас, помнишь? Она тебя подлатает, на стол потом накроет, а мы посидим, пообщаемся, я тебе кое-что по местным раскладам поясню.

— Э-э-э-э… — задумался я.

— Чего тут думать? Слово даю — никакой подставы. Не собираюсь я на тебя нападать, травить, и всё такое прочее. У меня свой интерес, сам понимаешь.

— Ну, раз слово… — всё равно мне дожно было быть неловко, но с другой стороны — я его за язык не тянул!

Мы поднимались по уже знакомой обшарпанной лестнице к двери — тоже знакомой, обитой красным дерматином. Не доходя пару ступенек до лестничной площадки, Густав обернулся и сказал:

— Я тут недавно такую штуку прочитал в Сети… Мол, главная проблема урук-хай — страшная детская смертность. Мол, не имея чувства страха, большая часть ваших ребятишек мужского пола гибнет, не доживая до двенадцати лет. Потом уже начинает работать личный опыт, и всё такое… Я не верил сначала, но потом ты на Маяке появился. Я думаю — правду пишут. А?

— Может, и правду, — согласился я. — А с женским полом что? Что там пишут?

— Да то же самое. Они ж у вас такие же долбанутые!

Дверь скрипнула, открываясь.

— Кристинка! Я гостя привел! Встречай своего спасителя!

Ситуация была неловкая — просто жуть! Если бы уруки умели краснеть — я бы точно покраснел. Но поскольку урукам было абсолютно похер на неловкие ситуации, я шагнул в квартиру и с удовольствием принюхался: с кухни доносились очень аппетитные ароматы! Похоже, Кристина варила борщ!

* * *

Глава 10

Большая Клоака

— Короче, гномы кинут Щербатого сразу, как только его власть пошатнется, врубаешься? — пояснял мне Густав, размахивая куском черного хлеба, на который было намазано толстым слоем сливочное масло и насыпаны кусочки чеснока. — Там у него уральские изгои и с десяток бывших контрабандистов, которых условно-досрочно освободили из мест не столь отдаленных под подписку о поселении в сервитуте. Видали они его в гробу и его снаг — тоже. Щербатый просто первый подсуетился, дал им общагу с ремонтом, какие-то гарантии, питанием обеспечил… Я заинтересован, чтобы эти парни выбрали правильную сторону — мою.

В другой руке он держал большую ложку, скорее — черпак, которым набирал в миске борщ и забрасывал внутрь своей бороды, в самую бездонную пасть.

— Ты храбрый малый, Бабай. У тебя могло бы получиться сковырнуть этого старого снагу. Но за тобой никто не стоит. Одиночке не выстоять. Я те говорю! Ты чего от жизни хочешь вообще тут?

— Нейтралитет! — тут же выдал я. Это была только одна из моих идей, но — самая адекватная. — Я хочу, чтобы меня не касались ваши разборки, и чтобы там, где я живу, была безъядерная зона. Допустим — это будет какое-то заведение, кабак, ресторан, гостиница… Я буду делать всё, чтобы ни одна падла не думала устраивать на моей земле разборки, гадить на крыльце или шляться с оружием. Что-то вроде Швейцарии…

— Какой Швейцарии? — удивился Густав.

Вот блин! Снова палюсь…

— Да неважно. В общем — чтобы ты, вахмистр Перепелка и тот же Щербатый могли прийти ко мне, попить кофе, поговорить — и быть уверенными, что никто на вас не кинется. Мне нужна полная экстерриториальность и нейтралитет. Понимаю — ты не всемогущий, но своих парней придержать можешь. И весточку пустить по Маяку, что, мол, вот такие у Бабая условия.

— Ого! — уважительно покивал головой Густав, и капли бордового борща потекли у него по бороде. — Солидно. Вменяемо. То есть менять расклады на Маяке ты не собираешься? Банду сколачивать, территорию отжимать… Амбиций у тебя нет?

— Манал я эти амбиции. Я, думаешь, не врубаюсь, кто я есть такой? Если бы здесь откуда-то взялись еще пяток уруков, и они не прикончили бы меня сразу по прибытию — тогда другой вопрос. Тогда у нас уже был бы настоящий урук-хай, и мы могли бы попробовать пободаться. А так… Если не ты со Щербатым, то какие-нибудь дяди посерьезнее меня точно сожрут, если буду сильно высовываться. Ты ведь тоже знаешь, кто ты есть такой. Одно дело — щемить магазинчики и синюков, и другое — попытаться придавить, например, Финардила из клиники. Всегда найдутся те, кто посерьезнее.

— Опричники, — помрачнел гном. — Засранцы государевы! Это ведь они на конвертике прилетали, да? Как обычно — ворвались, разнесли хату, побарагозили и сдриснули?

— Очень точно! Точнее некуда! — я тоже принялся уделять внимание борщу, при этом стараясь не уделять внимание заднице Кристины, которая крутилась тут же, около плиты и буфета.

Мне казалось, или ей эта ситуация и вправду доставляла некое извращенное удовольствие? Она даже пару раз мне рожи корчила из-за спины Густава! И халатик надела — за гранью приличия, по крайней мере, цвет ее трусиков я мог назвать легко и запросто. Вот ведь зараза рыжая!

— Мы для них — питательный бульон! — заявил Игельшнойцхен, нацеживая в ложку юшки, обильно сдобренной сметаной. — Думаешь, не могли бы министерские маги и эти сучьи дети в бронескафандрах позакрывать все прорывы?

— Хрен знает, — пожал плечами я.

— А я — знаю! Могли бы! Но где бы тогда они брали самых лучших бойцов и самых сильных магов? Они, суки, жертвуют своим населением, подставляют его — то есть нас, чтобы потом собирать сливки! Я те говорю! В благополучных земских городах хрена с два вырастет боец! Они там в телефоны тыкаются только, хлебалом торгуют и ноют, всё время ноют! А в опричных землях — одни чинуши, служаки и ботаники. Вся жизня — она в сервитутах да юридиках! Тут самый мощный народ, соль земли! Вот если взять топ-10 самых крутых магов Государства — там восемь будет наших, сервитутских выходцев и два — клановых, из юридик! Я те говорю! Да, да, Рюриковичей я не беру, это отдельная песня, разумению неподвластная… Там у них, наверху, всё просчитали: сколько и чего можно подставить под зубы и когти хтонических тварей, чтобы рождаемость и экономический рост делали эти потери статистической погрешностью. И в рамках этой погрешности — они имеют то, что имеют. Мобилизационный ресурс! Мы — не травоядные из земщины и не задроты из опричнины! Мы — свирепый народ!

И он свирепо вцепился зубами в хлеб с чесноком. Вот интересно получалось: вроде они расисты тут через одного и рожи кривят, если приходится с кем-то с неправильной формой зубов или ушей дело иметь, а это «мы» — присутствует.

Вообще-то я не очень понимал, к чему он клонит. И потому спросил напрямую:

— От меня чего хочешь?

— Я хочу, чтобы ты пошел и подвалил Щербатому и его прихвостням. Так, как ты умеешь — с душой и огоньком. Чтобы горело мертвое! Я дам тебе железный лом из нашего, гномского железа. Это не боевое оружие, это строительный инструмент, но штука стоящая, как раз тебе по руке. Но национальный костюм ты надень, лишним не будет. Вдруг Щербатый берега попутает, и снага возьмутся за ятаганы? Тут-то ты их и нарубишь в мелкий фарш!