Николас, ревниво глядя на это, сказал:

– Полагаю, мой подарок тебя не интересует.

Тогда она увидела, что под мышкой он держал красивого лоснистого голубя, который выпятил грудку и во все стороны крутил головой.

– Это мне? – радостно воскликнула Гасси.

Николас опустил птицу ей на грудь. Голубь совершенно не испугался и принялся клевать медальон.

– Он твой, – сказал Николас, – и я построил ему голубятню.

Эрнест сел и протянул руку, чтобы потрогать глянцевые перышки.

– Он не улетит, – успокоил их Николас, – у него на ножке кольцо, к которому я привязал ленточку. – Он вложил конец «поводка» в руку сестры.

Все трое были совершенно счастливы в этот ослепительный день. Они откинулись на траву, Августа уложила голову Эрнеста себе на плечо и гладила ее. Изнутри на нее нахлынуло какое-то упоение. Николас положил ей голову на другое плечо.

– И меня гладь, – попросил он.

К вечеру Люциус Мадиган возник в комнате, где дети обычно занимались и делали уроки. Августа учила стихотворение, повторяя строчки монотонным голосом. Николас клеил бумажного змея, а Эрнест нарезал полосками бумагу для хвоста.

Лицо учителя было то ли довольное, то ли виноватое.

– Ну, у меня хоть и не день рождения, но вот подарок. Глядите-ка! – сказал он.

Подарок нельзя было не заметить сразу, потому что это была громоздкая диванная подушка из красного с золотом атласа и с кистями по углам.

– Должен вам сказать, – доверительно сообщил Мадиган, – пока тащил, мне стало так жарко, что уже хотел бросить ее на дороге.

Дети с любопытством рассматривали подарок, а голубь грациозно семенил, пока не добрался до конца «поводка».

– Какая красота! – сказала Августа.

– Спорим, я знаю, от кого подарок, – сказал Николас. – От Амелии Базби!

– Можно, я подержу подушку? – встрепенулся Эрнест. – Она тяжелая? – Он поднял подушку. – Да нет, легкая. Я мог бы всю дорогу эту подушку нести и не устал бы. – И тут же спешно уронил ее на пол.

Как бы измученный усталостью, Мадиган опустился на пол и положил голову на подушку.

– Теперь, – сказал он, – можем все вместе спокойно отдохнуть.

– У вас занятный педагогический метод, – сказала Августа.

– Я обучаю вас своим примером. Если понаблюдаете за мной, без труда поймете, чего не следует делать и кем не следует быть.

– Мы тут были вполне довольны, пока вы не пришли. – В голосе Августы было скорее удивление, чем недовольство.

– Такая уж у меня судьба, – сказал Мадиган, – приношу несчастье.

– Тогда почему, – спросил Николас, – Амелия Базби замуж за вас собирается?

Мадиган схватился за голову, будто ужасно расстроился.

– Только не говори, – воскликнул он, – что это так!

– Мама считает, – назидательно пояснил Николас, – что когда женщина начинает чрезмерно заботиться о мужчине, значит, она хочет за него замуж. Мама считает, что мужчине этого не избежать.

– Умен не по годам, – заметил учитель. – Скоро ты будешь обучать меня, а не наоборот.

В веселом расположении духа выйдя от детей, он понес диванную подушку на верхний этаж в свою комнату. На самом деле он не знал, что с ней делать, и его лицо теперь выражало озабоченность. В его комнате не было дивана, и подушку пришлось положить на довольно жесткий стул с тростниковым сиденьем. Тогда он понял, что стулом теперь не попользуешься – он просто не сможет сидеть на этой изысканной подушке. У него появилась мысль отнести ее обратно и сказать Амелии, что в его жизни для этого предмета места нет. Жаль, что детям уже показал. Они обязательно расскажут матери. У него появилась мысль той же ночью исчезнуть, а подушку оставить.

Дети и вправду рассказали матери о подарке Амелии. Сделали они это из озорства, но Аделина восприняла новость серьезно. Она хотела бы, чтобы Мадиган удачно устроил свою жизнь, но боялась, что когда он уедет из «Джалны», то будет бесцельно менять одну заурядную работу на другую. Она восхищалась его ученостью. Говоря о нем с посторонними, она преувеличивала его образованность до высочайших интеллектуальных достижений, а в разговорах с Синклерами называла его «этот никчемный ирландец, да поможет ему Бог». Его преклонение перед Люси Синклер было уж слишком очевидным.

– Я тут слышала, что молодая женщина подарила вам красивую вещицу, мистер Мадиган, – сказала она за чаем.

– Ах, мне от нее никакой пользы, – отозвался Мадиган.

– Полно вам, не говорите так. Нет большей пользы, чем от мягкого предмета под голову. Не так ли, мистер Синклер?

– Я уже забыл, когда отдыхал, – ответил он.

– Эта подушка из красного с золотом сатина с кистями по углам, – вставил Николас.

У него выходило «с кистьями».

– Дорогой мистер Мадиган, – вскричала Аделина, – как только покончите с чаем, обязательно принесите ее сюда. Умираю, хочу посмотреть. Вы тоже, Люси, не так ли?

– Ничто не интересует меня больше, чем хорошее рукоделие, – ответила Люси.

– А меня – меньше, – сказал Мадиган.

– Ах, какое нечуткое замечание! – наливая ему еще чаю, воскликнула Аделина. – Право, этот ирландец безнадежен. Создает о себе неверное впечатление. На самом деле у него доброе сердце и тонкая душевная организация, как…

– Как у ирландского волкодава, – перебил ее Филипп. – Пожалуйста, еще чаю.

Люциус Мадиган трясся в беззвучном смехе. Настроение у него вдруг стало приподнятое. В тот день он получил квартальную зарплату. Обычно по этому случаю он на несколько дней исчезал из «Джалны», а возвращался бледный, с покаянным видом и со значительно менее тугим кошельком. Однако сейчас деньги оставались нетронутыми, а сам он оказался в центре романтического приключения. Он согласился, что после чая принесет подушку для осмотра. Все решили, что она очень красивая. Филипп взгромоздил ее в гостиной на диван и положил на нее свою белокурую голову, что очень смутило его дочь, которая была озабочена тем, чтобы родители не потеряли чувство собственного достоинства. Малыша Филиппа перед сном принесли поиграть, и отец подкидывал его вверх, пока тот не завизжал от восторга и не обмочился.

Аделина отвела Мадигана в прихожую, где, приняв внушительную позу с одной рукой на стойке перил, увенчанной роскошной резной гроздью винограда, сказала:

– Люциус, мне нужно сказать вам кое-что важное – надеюсь, вы серьезно обдумаете и учтете.

Раньше она никогда не обращалась к нему по имени, у учителя на глазах выступили слезы. Он, бедный одинокий ирландец, к сожалению, лишний в этой стране мужественных первопроходцев. Он подумал о своей бедной матери в графстве Корк и о том, что за последние десять месяцев не написал ей ни строчки.

– Я серьезно обдумываю все, что вы говорите, миссис Уайток. – Он говорил чуть не плача.

– Так вот