Шрифт:
Закладка:
Нас учили, но я не стала перебивать.
— После ухода под воду двух континентов, наш, единственный оставшийся, наводнили беженцы. Королевства собачились за каждый клочок земли. Налоги были такие, что люди умирали с голоду целыми деревнями. Рабство… Маги совсем оборзели, требовали себе все больше и больше привилегий, — потер пальцами губы. — Отец все восстанавливал. Потихоньку. Старался не обидеть никого, всем угодить. Конечно, такие проблемы не решаются одним днем. А эти… отбросы, — он выплюнул это слово. — За которых он вступал в схватки с самыми влиятельными семьями… Стоило их освободить из рабства, подняли на него вилы.
Он покачал головой, будто споря сам с собой.
— Думаешь, дядя сменил политику? Он просто закончил начатое, не отступая от плана отца. Упразднил даже долговое рабство, в которое люди сами себя продавали. Себя и своих детей. Разогнал всех по полям, чтобы пахали и сеяли вместо того, чтобы просить милостыню под мостами. Раздал — просто раздал! — огромные куски плодородной земли. Ограничил численность армий в королевствах, чтобы они не выжимали соки из народа на военные нужды. Договорился миром — миром, Анни — со всеми дворянскими родами. Сохранил титулы и привилегии, потому что маги в любом случае остаются опорой империи. Строил лечебницы, школы… Что сделали люди?
Я знала ответ. Каждый ребенок в империи знал. Но снова не решилась перебить советника.
— Им подавай истинного наследника. Что за бред? Вдумайся! Какая им разница, кто правит, если в империи покой?
— Да, мне тоже это всегда казалось дикостью, — прошептала я.
— Мне противно от одной мыли, что я стану править этим сбродом. Поэтому ушел делать то единственное, что любил — уничтожать нежить. И не успел. К дяде не успел.
Александр отвернулся от меня. В неровном свете были видны скорбные складки в уголках его рта.
Мне хотелось его утешить, но я не могла подобрать слов.
Зря спросила.
— Когда Ник согласился продолжить дело своего отца, я обрадовался. Хотя я ему и выбора-то не оставил, — он усмехнулся. — Сказал, что уничтожу к тьме последний континент.
И так жутко улыбнулся, что я сразу поверила — уничтожил бы.
— И они успокоились. Просто разошлись по домам… А я все так же ненавижу их, как и тридцать лет назад.
Я с трудом сглотнула слюну. Что сказать?
Но Александр не ждал, спросил жестко:
— Я удовлетворил твое любопытство, Анни?
— Прости…
Он выдохнул, успокаиваясь.
— Ты меня прости. Ты не при чем. Я погорячился.
Я дернула уголком рта, мол, все в порядке.
— Что тебе еще рассказать? — гораздо веселее спросил он.
Хмыкнула:
— Что-то больше не хочется. Спасибо.
— Ну что ты? Не дуйся. Я был не прав.
— Я не дуюсь, — возразила я.
— Но и не спишь.
— Но и не сплю, — согласилась. — Хорошо. Расскажи легенду о Паре Богов.
— Ты разве не знаешь?
Я тихо засмеялась:
— Конечно, знаю. Но, во-первых, послезавтра, хотя нет, — я бросила выразительный взгляд на его наручные часы. — уже завтра праздник. А во-вторых, мне всегда казалось, что нас в Обители учат как-то не так. Будто в открытом мире все по-другому. Глупость, конечно…
— Ладно. Слушай легенду, раз хочется.
Он сделал глоток воды из моего стакана, а я поерзала, устраиваясь поудобнее. Сон потихоньку одолевал. Но мне до ужаса хотелось растянуть эти мгновенья. С ним.
Он откашлялся.
— Давным-давно, много тысяч лет назад был Единый Бог. И правил Бог миром твердой рукою. И каждому давал по заслугам его. Но видел Бог, что у созданий его нет главного — души. Отломил Бог кусочек от своей души, раскрошил и рассыпал над миром. Так появились целительницы. Но шли годы, и понял Бог, что без части своей души он умирает, отчего и мир начал рушиться. Тогда потребовал он приводить к нему каждый год целительницу. Не посмели отказать создания его. И тысячу тысяч лет каждый год приводили ему целительниц. И тысячу тысяч лет приносил он жертву, возвращая каждый раз осколок души, продлевая тем самым жизнь миру. Но однажды привели её — самую прекрасную в мире, самую добрую. И понял Бог — вот она, душа его. И не смог убить ее, чтобы вернуть душу на место. И вырвал Бог из себя все Светлое, и отдал целительнице. Оставил себе лишь Тьму. И шли они с тех пор рука об руку. Темный Бог и Душа его — Светлая Богиня.
Он торжественно закончил легенду.
— У тебя красивый голос, — похвалила я.
Глаза слипались.
— Ну что, вам рассказывали ту же легенду? — ласково спросил Александр.
— Слово в слово, — огорченно произнесла я. — Странно, да? Сначала кусочек души, а потом сразу целая.
— Ну это же легенда, Анни.
— Ты не веришь в нее?
— Не знаю. Зато знаю, что на тонущих континентах люди в панике приносили в жертву целительниц, пытаясь вернуть Богу части души. И это им не помогло.
— Может быть, помогло нам?
Он задумался ненадолго, а затем прошептал:
— На знаю, Анни, не знаю…
— Целительниц не так просто поймать! — решила обозначить я.
— Забавно слышать это в лазарете, — беззлобно засмеялся Александр.
— Они просто со спины напали, — обиделась.
— Конечно, — не стал спорить он. — Ты уже засыпаешь.
— Ответь на последний вопрос, — мне надо было спросить, потом не решусь. — За что ты ненавидишь Владеющих?
— Владеющих? Нет, Анни, отступниц.
— А их за что?
— Странно. Ты не знаешь?
Снотворное побеждало. Глаза уже отказывались оставаться открытыми, но я продолжала слушать на одном упрямстве.
— Нет, — шепотом ответила через силу.
— Мы согласились сохранить это в тайне от народа, но не думали, что Верховная скроет и от вас.
— М? — потянула я, чтобы он не подумал, что я уснула.
— Ты знаешь, как умерли два последних императора?
Я задумалась, и перевернулась на бок, пытаясь расшевелить тело. Мысли вязли, как пчела в меде.
— Их убили революционеры? — титаническим усилием я приоткрыла один глаз.
— Нет, — он покачал головой, по крайней мере мне так показалось в отблесках свечи. — Их вынудили отступницы, завладев разумом. Отец ударил себя в сердце кинжалом. Тварь не смогла уйти. Бель, — выговорил он с ненавистью имя нашей первой наставницы. — А дядя перерезал горло, тоже кинжалом. Его убийца скрылась.
— Это невозможно, — пробормотала я.
— Это факт.
— Нет, это бред, — язык едва ворочался. — У нас нет власти над темными.
Судя по шорохам, Александр опустился на колени перед койкой. Он сжал мою ладонь, пытаясь разбудить. Я тут же развернула ее, переплела пальцы.
— Это правда?
— Да, — я обняла его руку, так сладко пахнущую им. — Иначе я бы давно забрала тебя себе.
И уснула.
Мне снилось,