Делаю глоток.

— Пятнадцать не выйдет, — пожимаю я плечами.

— Тогда, — спокойно отвечает он, — не будешь здесь работать.

— При всём уважении, — говорю я, как в американских фильмах про мафию, — но от меня это не зависит. Боюсь, от вас тоже не вполне. Хотя рад буду ошибиться.

— Поясни, — холодно произносит он, и я чувствую, что он крайне недоволен направлением разговора.

— Я не владелец тотализатора. Новый владелец Цвет. Я лишь оператор, если так можно выразиться. И предлагаю вам десять процентов, но не от выручки, а от прибыли конторы.

Он замирает. Грабёж, конечно. Он привык уже десять про с выручки хапать. Но это ни в какие ворота, если честно. Он получает клиентуру, которая тут бочками выпивает его заморские пойло, а он ещё и на выигрыш хочет лапу наложить. И накладывает, собственно.

— Я вас глубоко уважаю, Альберт Эдуардович, но в убыток работать не смогу. У меня ресурсов для этого нет. Тем более, до Олимпиады, думаю, будет ощутимый спад среди игроков. Впрочем, многие из них уже привыкли приходить именно сюда, в ваш бар даже когда не играют. Выпить, поболтать в дружелюбной буржуазной обстановке. Атмосфера бара — ваша заслуга и отсутствие Кахи с Рыжим пойдёт всему на пользу. Согласитесь, они и из-за ширмы умудрялись всё портить. Но я портить не буду. Посажу тут у вас красотку, ту что Рыжему палец откусила, она с репутацией девушка, ей палец в рот не клади. Мужики будут толпами виться, сами понимаете. Так что ваша выручка пойдёт несомненно в гору. Но не то что повышать, а даже оставлять прежней, вашу комиссию никак не получится.

— Значит, не получится продолжать сотрудничество, — отвечает он безо всяких эмоций.

— Это было бы прискорбно. Для нас обоих, между прочим.

Он, не глядя на меня, протирает бокал.

— Потому что, — продолжаю я, — мне бы пришлось искать новое место. И оно нашлось бы, вы же понимаете. Не такое красивое и импозантное, как ваш замечательный бар, разумеется, но функцию свою вполне бы выполняло. Хотя бы тот же «Папин мир».

Алик фыркает.

— Ну это я так, чисто для примера, — поясняю я. — Но отток посетителей от вас был бы неизбежен, вы же понимаете. Даже ваших постоянных клиентов.

— Нет, — спокойно говорит он.

— Нет, так нет, я же не уговариваю. У всех свои резоны. Я вашу ситуацию не знаю, вы — мою. Тем не менее…

— Не стоит пытаться меня вразумить, — перебивает он. — Нет значит нет.

— Да я понял, понял. Значит не договорились. Неудачный день какой-то сегодня. Ну что же. Желаю всех благ. Сколько с меня?

Сегодня он берёт в полтора раза больше, чем обычно. Ну и рожа. Вот заберу всю его клиентуру, будет знать.

Я смотрю на часы. Пора двигать на встречу с адвокатом. Это тот самый дядя, что был на дне рождения у Вали Куренковой.

— А, молодой человек, мы, кажется, виделись с вами…

— Абсолютно верно, Яков Арсеньевич. Но представлены не были.

— Ну что же, проходите.

Он принимает меня у себя дома. Великая честь. Мы сидим за столом в большой гостиной, а его жена подаёт нам кофе и домашнюю выпечку. Скатерть с кистями, напоминающая гобелен, старая мебель, хрусталь и серебро, почерневший натюрморт на стене. Откуда в наших краях такое?

Хороший дом, гостеприимный. Для тех, кто готов платить сумасшедший гонорар. Вернее, неофициальную надбавку к официальной низкой ставке. Договариваемся, что по тарифу будут платить родители, а всё что свыше, я заплачу сам. В подтверждение своих возможностей я сразу оставляю задаток в двести рублей. Этим, ясно дело, мы не ограничимся, но для начала хватит.

Яков Арсеньевич Кофман — человек с невероятным апломбом и подобраться к нему просто так вряд ли получится, даже, как говорится, и на кривой козе. Но с протекцией первого секретаря горкома общение у нас проходит нормально. Даже мило.

Я объясняю ему суть проблемы. Со всеми подробностями и деталями. Почти со всеми. Вижу, юрист он толковый, да только действительность наша очень сильно отличается от фильмов про американских адвокатов. У нас защитник допускается к делу только после завершения предварительного следствия. Но так как я несовершеннолетний, то в моём случае он имеет право взять быка за рога с самого начала.

— Торопиться не будем. Начнём с тактики изматывания противника. Посмотрим, как пойдёт, а там будет видно.

— Ой-вей! — говорю я на прощание и мы расстаёмся

Из автомата звоню Рыбкиным. Надеюсь, строгий отец не убил там свою дщерь за эротические провокации.

— Алло! — звучит недовольный и раздражённый голос.

Неужели по такому случаю даже не бухнул сегодня?

— Дядь Ген, не вешай трубку!

Но он не прислушивается к моей просьбе и, разразившись проклятиями, обрушивает трубку на рычаг. Блин… попадалово…

Утром Наташка не выходит в обычное время и я жду её минут двадцать, понимая, что, скорее всего, в школу она не пойдёт. Подняться к ней не решаюсь, опасаясь всё усугубить, встретившись с Геной. В итоге иду в школу один и неимоверно опаздываю на литературу.

— На перемене отзываю Ширяя в сторону.

— Юр, привет.

— Ага, здорово. Когда начинать?

— Да, начнём на днях. Там ещё кое-какие организационные вопросы решить надо. Не переживай. Скоро. Я вот что хочу сказать. Ты парень шустрый, боевой. У тебя знакомых и приятелей хренова туча, так?

— Ну, допустим, — кивает он.

— Вот и хорошо. Ты подбери ещё человек пять для занятий.

— Так Тимурыч не возьмёт, — удивляется он.

— Да ладно, уговорим мы его. Он же видит, пацаны нормальные, не гопники и не бандосы.

— Ха, — ухмыляется Ширяй, — бандосы. Прикольное словечко.

— Только ты смотри, чтоб реально чёткие пацаны были. Понимаешь? С высокими морально-этическими принципами. Порядочные, чтоб понятия имели. Не воровские, а человеческие. Хороших ребят, короче подтягивай.

— Мля, Егорыч, где я тебе таких возьму?

— Ну, ты уж поищи, покумекай. Я вон тоже с Серёгами поговорю.

— А зачем тебе? — топорщит он глаза.

— Ну, как зачем, будем армию создавать. Патрули революции. Защищать слабых и обижать сильных.

Он ржёт:

— А чё, прикольно. Тимур и его команда в натуре. Ну ладно, поспрашиваю.

— Ну только аккуратно,