Шрифт:
Закладка:
Конечно, девушка я молодая, красивая и очень даже завидная невеста. По меркам нашего города. Но букеты чаще получаю по праздникам, ну или во время свидания. В ресторане, к примеру. Учитывая, что сейчас я ни с кем не встречаюсь, эти цветы могли быть от какого-то бывшего поклонника. Может, я зря ломаю голову и цветы вовсе не мне, а мамуле?
Ухватившись за эту мысль, я присела на корточки и принялась копаться в ромашках в поисках какой-то, хотя бы малюсенькой, записочки. И старания мои были вознаграждены. На ручке, что была прикреплена к корзине, болталась маленькая открыточка.
«Не бойся, Маша. Я Дубровский. Скоро свидимся», – прочитала я вслух.
Пальцы задрожали, я вытащила одну ромашку и прошла с ней на кухню. По привычке щелкнула чайник и уставилась в окно.
С момента нашей последней встречи, как я уже говорила, Дубровский появлялся в моей жизни не очень часто. Да и то – только виртуально. То электронное письмо, то записочка. Пару раз – роза за дворниками моей машины. Один раз розу я нашла у себя на рабочем столе – курьер принес.
Это была визитная карточка Дубровского: думаю, он сам мнил себя эдаким крутым парнем, оставляющим метки. И ему вздумалось считать меня своей боевой подругой, которой он шлет пламенные приветы из любой точки мира. При наличии денег в современных реалиях это проще простого.
Я попыталась воссоздать его образ, хотя получалось плохо. Темные глаза, слегка вьющиеся волосы, подбородок грубоват. А губы пухлые, красивые, если бы не шрам, что перерезал верхнюю… Словом, довольно привлекательный парень, но даже не внешние данные делали его притягательным. Было в нем что-то такое… Дух авантюризма, вот! Ну не вписывался он в нашу серую, обыденную жизнь. Я бы никогда не смогла представить его на работе в офисе, или таскающим продукты из супермаркета, или выгуливающим собаку по утрам. Неуловимый, недоступный, далекий.
Хотя вот любой нормальный человек за такие поступки назвал бы его недалеким. Зачем рисковать, привлекая к себе, да и ко мне, ненужное внимание? Возможно, я фантазирую и за мной никто не следит… Но все равно ему следовало бы быть осторожнее.
Конечно, его особое отношение приятно щекотало самолюбие. Хотя признаться себе в этом мне было трудно.
Я не заметила, что уже долгое время стою и общипываю ромашку по лепестку, бормоча про себя: «Любит, не любит…» И тут мысли мои приняли иное направление. Чего бы Дубровскому вдруг менять свои принципы и дарить мне ромашки?
Во время нашей первой встречи он оставил мне на подушке розу, в редких посланиях называл меня «моя роза». И именно в розах крылся тайный смысл нашей переписки. Теперь меня разжаловали до уровня ромашки? Странно. Но ломать голову над странностями Дубровского мне не позволил звонок в дверь.
Я опасливо посмотрела в глазок: почему-то мне подумалось, что это вернулся Коля-птичник или Сева Ан, но за дверью топтался Славик.
Заприметив мои ромашки, он присвистнул и кинул на тумбочку какую-то грязную перчатку.
– А я же тоже не с пустыми руками. Иду – а у машины твоей какая-то тень отирается. Я туда, а оно – шасть в подворотню. А возле машины перчатка валяется. Вот. Я еще подумал, может, твоя?
Я брезгливо покосилась на его находку и пожала плечами. По размеру сложно было понять, мужская она или женская.
– Так от кого цветы? – не унимался Славик.
– Наверное, тайный поклонник, – рассеянно ответила я, в то же время пытаясь понять, мог ли Дубровский отираться возле моей машины. По моему мнению, делать там ему было совершенно нечего.
Славик немедленно подхватил свежую идею – конечно же, так оно и есть! Поклонник пытается добиться моей благосклонности, подбрасывая подарочки, правда, пока по мелочи: то перчатка, то ромашки.
– Проверь почтовый ящик. Вдруг там сторублевка тебя дожидается?
Я покрутила пальцем у виска, не желая вдаваться в подробности.
– Вечерок у меня освободился. Сегодня наш гуру пикапа отменил групповое занятие. Может, к Алене съездим? – предложил Славик, когда вопрос с ромашками мы закрыли.
– Что-то ты к Алене зачастил.
– Жалко ее. Красивая такая, молодая еще. Расскажу ей про кота. Он привет передавал.
Я посмотрела на часы, поняла, что вечер безнадежно загублен, и кивнула.
У Алены в палате было тепло и уютно, пахло лекарствами, но как-то приятно. На меня вид белых халатов и неспешной больничной суеты всегда навевал умиротворение и желание зевнуть. Подруга была одета в кружевную ночнушку. Она сидела, опираясь на гору взбитых подушек. Бледная, но очень красивая. Сердце мое остро сжалось от жалости.
Практически у двери палаты мы столкнулись с лечащим врачом и немного поговорили о ее здоровье. Михаила Петровича (это я на бейджике прочитала) беспокоило состояние подруги, и он по секрету сообщил мне, что из такого уныния недалеко и до клинической депрессии.
– Днями лежит, уткнувшись в стену. Есть почти отказывается. Так, воды выпьет – и снова к стенке. Ей нужны какие-то положительные эмоции. Это вам не шутки. Постоянно вздрагивает, словно ей угрожает опасность. Кажется, она чего-то боится.
– Это не может оказаться бредом, как по-вашему, доктор? – вклинился Славик.
– При депрессивном психозе могут возникать бредовые состояния. В том числе и в виде мании преследования. Будем наблюдать, – пожал плечами доктор, бросил взгляд на часы и, извинившись, удалился.
Славик вопросительно поднял брови, а я вздохнула. Конечно, состояние Алены откровенно пугало. И как-то так само собой вышло, что я была ее самым близким человеком в данный момент, а значит, ощущала ответственность. Сама я тоже не являла собой образчик оптимизма, оттого решила почаще таскать с собой к Алене Славика. Вот уж кто всегда был доволен жизнью: ходячее шапито.
Сейчас же я отправила этого артиста цирка купить Алене парочку новых глянцевых журналов. Помнила, что подруга их обожает, и надеялась, что это ее немного отвлечет. Все-таки тяга к прекрасному у женщин неискоренима, надо будет после больницы вытащить Алену на шопинг, а потом, возможно, съездить куда-то отдохнуть. На Бали в это время прекрасная погода, а я уже третий год туда собираюсь…
Мне не хотелось лишний раз волновать беднягу, но скрыть факт того, что меня вызывали к следователю, я не смогла. Да и без меня она бы все узнала. Насколько я была в курсе, Алене регулярно звонила двоюродная сестра Вадима: она держала руку на пульсе следствия. Видимо, рассчитывала: жена брата не оставит ее старания без денежного внимания.
Мой поход к следователю Алена восприняла как формальность
