– Все понял, товарищ полковник.

Марков встал из-за стола и вышел из кабинета.

***

Костин сидел за столом в комнате допросов следственного изолятора, с интересом рассматривая стены. На одной из стены он обнаружил кровавые пятна. Загасив папиросу, он посмотрел на дверь, которая бесшумно открылась, и конвоир завел женщину средних лет. Ее бледное лицо, чернота под глазами, мятая и грязная некогда светлая блузка, свидетельствовали о том, что она находилась в изоляторе довольно длительное время.

– Проходите, Татьяна Владимировна, присаживайтесь, – произнес Александр и рукой указал ей на табурет. – Давайте знакомиться. Меня зовут Александр Павлович, а фамилия моя Костин.

Женщина с опаской села на табурет и посмотрела на офицера.

– Как ваше здоровье? – поинтересовался у нее Костин. – Можете не отвечать, я и так вижу, что оно у вас не совсем хорошее. Как мне доложили, что вы жалуетесь на боли в почках. Как давно они стала вас беспокоить – до ареста, похоже, вы себя чувствовали намного лучше.

Татьяна Владимировна хотела улыбнуться, но улыбка была какой-то вымученной и не естественной.

– Что с моим мужем? – спросила она Костина.

– Пока ничего. Он жив и здоров.

– У него слабое сердце….

– Татьяна Владимировна, нас интересует антисоветская деятельность вашего супруга. Скажите, как часто в вашем доме собирались эти люди: Кулик, Рыбальченко и другие. Какие они вели разговоры?

– Вы же хорошо знаете, что Кулик и Рыбальченко были приятелями моего мужа, они вместе служили.

– Да, я это знаю, – ответил Костин.

– Вы знаете, я не прислушивалась к их разговорам. Какие могут быть разговоры у выпивших мужчин: охота, рыбалка….

– То есть вы утверждаете, что антисоветских разговоров они не вели?

– Я же вам ответила, что я не присутствовала при их разговорах. Мой муж генерал, Герой Советского Союза, он не мог вести подобные разговоры….

– Вы хотите сказать, что Кулик и Рыбальченко вели подобные разговоры, несмотря на то, что оба генералы, а ваш муж подобные разговоры не вел? Я правильно сформулировал вашу мысль, Татьяна Владимировна?

– Да, – тихо ответила женщина.

Женщина отвела в сторону глаза. Александр понял, что Татьяна Владимировна просто лукавит. У Костина были записи разговоров супругов, но он не хотел их озвучивать, так как рассчитывал на ее искренность.

– Ну, что? Пусть будет по-вашему. Я не стану вас принуждать сказать мне правду, хочу просто предупредить вас, что сокрытие подобной информации от следственных органов может привести вас к серьезным последствиям.

– Гордов – мой муж! Разве вам этого ясно. Вы можете делать со мной что угодно, но я не буду давать никаких показаний в отношении его.

– По-моему вы совершаете большую ошибку. Как бы вы потом не пожалели о занятой вами позиции.

Женщина отвернулась в сторону, давая понять, что разговор закончен.

***

– Зайди, – услышал Костин голос руководителя «СМЕРШ», подняв телефонную трубку. – Нужно переговорить.

Он положил в папку последнюю сводку наружного наблюдения за женой Кулика, протокол его допроса и, поправив китель, направился к генерал-полковнику.

Абакумов сидел за столом и рассматривал какие-то документы.

– Разрешите войти, товарищ генерал-полковник, – обратился к нему Костин.

– Заходи, – коротко бросил Абакумов и стал складывать документы в папку. – Я только что от «хозяина». Он не доволен нашей разработкой, считает, что мы необоснованно затягиваем дело.

Предчувствие не обмануло Костина. Сейчас, когда так явно обострились отношения между Абакумовым и Берией, время играло на руку Лаврентию.

– Товарищ генерал-полковник. Вы же сами приказывали мне, что вождя мало интересует одно признание Кулика, нужна организация с ее планами убийства Сталина.

По лицу генерала пробежала едва заметная тень недовольства. Он встал из-за стола и подошел к Александру. Он пристально посмотрел ему в глаза, словно пытался прочитать в них признание о преданности.

– Откуда ты знаешь о моих отношениях с Лаврентием Берией?

Этот вопрос моментально насторожил Костина. Он был опытным оперативником и мог анализировать обстановку в министерстве. Многие генералы, которые так ревностно клялись в преданности Абакумову, стали искать пути, чтобы поклясться в верности Лаврентию Берии.

– Наверное, я сказал что-то лишнее, товарищ министр государственной безопасности. Прошу меня извинить…

В холодных глазах генерал-полковника заиграли какие-то дьявольские огоньки, от которых по спине Костина пробежали мурашки.

– Чего молчишь?

– Я не знаю, что сказать, товарищ генерал-полковник.

Костин знал биографию Виктора Абакумова, знал, что он закончил всего четыре класса, но за счет природной смекалки, аналитического ума смог достичь тех высот, которые были не по плечу людям с высшим образованием. И еще, Александр, хорошо знал, что генерал не прощал предателей и поэтому старался не держать около себя тех, кто мог предать его в любой момент. В кабинете повисла пауза.

– Что нового? – будто ничего не произошло, спросил генерал Костина. – Есть движение по делу?

– Появилось новое лицо. Это надзиратель Любшин, который пообещал Кулику переправить письмо на имя Сталина.

Абакумов улыбнулся.

– Это хорошая комбинация, молодец Костин. Пусть передаст ему бумагу и карандаш.

– Я тоже так решил, товарищ генерал. Пусть напишет…, а мы посмотрим, как все это использовать в нашем расследовании.

– Скажи, за тобой все ходят люди Лаврентия или отстали?

– Ходят, товарищ генерал. Я не исключаю провокацию с последующей возможной вербовкой.

– Вон оно как? Широко шагает Берия…. Ищет опору у генералитета.

Министр госбезопасности взглянул на Костина и сев в кресло, произнес:

– Идите, подполковник, работайте.

Костин развернулся и направился к двери.

***

Где-то в конце тюремного коридора послышался лязг металлической двери. По коридору раздался гулкий шум шагов. Григорий Иванович Кулик вздрогнул и посмотрел на дверь, около которой затихли шаги. Смотровой глазок приоткрылся, и он увидел глаз надзирателя, который внимательно осмотрел камеру, а затем остановился на нем.

«Неужели за мной? – с нескрываемой тревогой подумал он. – Что они мне предъявят? Наверняка, будут бить, они по-другому работать не могут»

Глазок в двери закрылся, и сердце бывшего маршала сжалось от предчувствия беды. За дверью раздались шаги.

– Дзинь, дзинь, – пели металлические подковки на сапогах надзирателя. Звон становился все тише и тише.

«Пронесло! Бог помиловал», – с облегчением подумал он и глубоко вздохнул. Впервые за последние годы он почему-то вспомнил Бога.

Вся предыдущая ночь прошла в бесконечных допросах. Следователи государственной безопасности менялись через каждые два часа, и каждый из них начинал допрос с заученных до автоматизма слов.

– Фамилия, имя, отчество…

Он сидел на табурете, который стоял посреди небольшого по размерам кабинета. Табурет был достаточно высоким и ноги Григория Ивановича не доставали до пола. Яркий свет настольной лампы бил в