Лена хотела сказать, что сын Никиты немного моложе ее самой и давно пережил развод родителей, к тому же вполне способен заботиться о себе сам, но подумала, что не стоит – Никита и так уже завелся, а она почему-то решила, что он хочет провести вечер с ней, раз подошел и заговорил. Она даже не отдавала себе отчета в том, что это унизительно – вот так по-собачьи заглядывать в глаза и ждать, предложит ли он продолжить общение, пригласит ли куда-то. Лена забыла, что устала, что планировала приехать домой и лечь спать, что дома, в конце концов, Юлька – сейчас все это отошло на второй план, оставив единственную мечту – чтобы Кольцов произнес одну-единственную фразу: «Ну что, поедем куда-нибудь?». И она тут же бы с радостью согласилась.

Но Кольцов не торопился с предложением, нервно теребил свисавшую из кармана на брюках цепочку от ключей и всматривался в ту сторону, откуда должен был появиться трамвай. Лена украдкой любовалась его лицом в свете фонаря – оно казалось ей таким красивым, почти идеальным… правда, бороду он запустил, она выглядела неопрятной, и у Крошиной зачесались руки пригладить ее хотя бы сверху, но она одернула себя – Никита терпеть не мог прикосновений к себе на людях, вполне мог шлепнуть по руке, такое часто бывало.

Наконец послышался трамвайный грохот, и Лена ощутила разочарование почти на вкус – Кольцов, похоже, и не собирался никуда ее приглашать, а подошел просто потому, что это было неизбежно – на остановке, кроме них, стояло еще трое, не затеряешься.

– Ты домой? – спросил он, когда трамвай уже почти подошел. – Торопишься или можем где-то посидеть? Я весь день на ногах и очень голоден.

Лена едва не вскрикнула от радости, но все-таки сумела сдержаться и неопределенно кивнула:

– Я не спешу…

– Тогда поехали в «Жар-пиццу», – распорядился Никита, пропуская Лену перед собой в салон трамвая.

Она терпеть не могла пиццу, практически никогда ее не ела, и Никита об этом знал, но, по привычке, никогда не придавал этому значения. Если он сам хотел пиццу, то Лене выбора не предоставлялось – или ешь, или сиди голодная. Как и раньше, она решила не спорить – Никита голоден, устал, зачем еще и раздражать его дополнительно?

В сумке надрывался телефон, наверняка звонила Юлька, но Лена не хотела брать трубку, прекрасно понимая, что едва скажет, где и с кем, как подруга начнет язвить и подкалывать ее, и Лена, не выдержав, может отказаться от вечера с Никитой и вернуться домой, а делать этого она не хотела.

– Да возьми ты трубку, в конце концов! – раздраженно бросил он, неприязненно покосившись на ее сумку. – Сил нет слушать этот рингтон!

Лена вынула мобильный и отключила звук, так и не ответив на звонок.

– Кто это? – спросил Никита. – Поклонник?

– Нет, это Юлька.

По его лицу пробежала довольная ухмылка, и Лене на секунду стало за него неудобно – взрослый мужчина, а ведет себя как школьник, злорадствует, вроде как победил.

– Где ты сейчас живешь, Никита? – спросила она, помня, что свою квартиру он делил с сыном и его женой, но был этим недоволен.

– Там же. Сын все подбивает на размен, но у меня совершенно нет желания терять такую квартиру. Говорю ему – хочешь жить отдельно, так съезжайте, а он – ни в какую. Обременительно, конечно, но что поделаешь. Есть надежда на квартиру его матери, но никто не знает, когда это случится.

Лена внутренне содрогнулась от этих слов. Бывшая жена Никиты тяжело болела и жила отдельно, в хорошем жилищном комплексе. Кольцов помогал ей материально, но очень этим тяготился, а теперь, выходит, еще и ждал, когда бывшая супруга естественным путем освободит жилплощадь для сына…

«Почему я не могу сейчас встать и выйти на первой же остановке? Что я делаю рядом с ним, он же чудовище, нарцисс? Он никого не любит, и меня не любил никогда, только терпел, зажав нос, потому что со мной было спокойно и без передряг, – думала она, отвернувшись в окно. – Едем в этом трамвае на одном сиденье – два совершенно чужих человека, ничто нас не связывает, кроме секса. Неужели это все, что мне нужно, чтобы я за ним вот так шла? И почему мне так трудно отказать ему?»

– Выходим, – чуть толкнул ее в бок Никита, и Лена встрепенулась:

– Уже? Я задумалась.

На выходе он подал ей руку, помог спуститься и оказаться на тротуаре. Лена хотела взять его под руку, чтобы идти рядом, касаясь бок о бок, но не посмела – побоялась, что Никита опять вспылит.

В пиццерии оказалось многолюдно, Кольцов поморщился, не любил толпу, но выбора не было. Хостес проводила их к столику, совсем крошечному, притулившемуся в самом дальнем углу, под кондиционером, и Никита, бросив на технику недовольный взгляд, сварливым тоном поинтересовался, работает ли он.

– Хотите уменьшить поток или увеличить? – тут же предложила девушка, и Никита пробурчал:

– Я спросил, работает ли.

– Да, конечно.

– Позовите официанта.

– Одну минуту. Приятного вечера. – Девушка отошла, а Кольцов буркнул ей вслед:

– Сильно в этом сомневаюсь.

Предлагать ему пойти в другое место, где не будет столько посетителей, Лена тоже не рискнула – такие разговоры непременно заканчивались публичным скандалом, потому что, устав за день, Никита не мог и не хотел себя контролировать, совершенно не беспокоясь о том, какое впечатление производит на окружающих и обижает ли его поведение Лену.

К счастью, официант оказался расторопным, заказ принял быстро и так же быстро его принес, и Никита, немного успокоив свое раздражение, принялся за еду. Лена же, заказавшая себе только кофе, рассеянно помешивала напиток в чашке и не могла сделать ни глотка, словно горло свело спазмом.

Это было странное и новое для нее ощущение – испытывать одновременно радость и почти отвращение, предвкушать продолжение вечера и бояться его. Она знала, что Никита непременно позовет ее куда-нибудь в отель – к себе не приводил, объяснял это тем, что не хочет стеснять сына и его жену – но потом ей придется ехать домой на такси, потому что ночевать с ним Кольцов не предложит. Раньше ее это вполне устраивало, теперь же очень хотелось, чтобы он попросил остаться до утра, хотелось проснуться рядом с ним, выпить вместе кофе утром, сидеть на краю ванны и смотреть, как он умывается, стоя в белом отельном халате… Лена вдруг поняла, что страшно тосковала по Никите все это время, хотя и давала себе слово никогда больше этого не делать. Но – случай, судьба, стечение обстоятельств – и вот она снова нарушает данное себе слово, потому что просто не в состоянии противиться тому магниту, который тянет ее к Кольцову.

«А надо ли противиться? Почему я должна отказывать себе в том, чего хочу больше всего? Чтобы не попасть под град язвительных замечаний Воронковой? Только потому, что она считает, будто я унижаюсь и теряю себя? А может, я только с ним себя и нахожу? И мне никто больше не нужен?»

Эти мысли укрепляли в Лене уверенность в правильности своего поступка, и она смогла чуть-чуть расслабиться и сделать пару глотков кофе.