Шрифт:
Закладка:
Обратно в палисадник не пойду, и правда там лежать холодно. А вот подвальчик один совсем недалеко, туда бы. А Моня… Простит, небось, что так вот ушел, по-английски. Так себе у них игры, хотя я мужиков лучше всех понимаю. Тот, что мне сигареты подарил, похож даже чем-то на Яакова Бен-Заведи. Тоже косматый такой, и смотрит исподлобья.
Эх… Свернул я за угол и пошел вразвалку к подвалу. Храни их Будда, хорошие люди. Хотя и ерундой заняты.
На углу я остановился и оглянулся назад. Эммануил высунулся кукушкой из ворот сарая и смотрел на меня. Пристально так смотрел, но без злости. Я перекрестил его окурком, да и пошел себе дальше. Опухоль скоро пройдет, а там сам разберется с ролевыми играми. Надеюсь, что на крест не полезет со своими фантазиями – больно это, мужики. Мандец как больно.
По себе знаю.
Три половины
Александр
В начале было Слово?
Ну уж нет! В начале было мягкое – перышками колибри – касание, словно вокруг глазных яблок возникли коконы паутины, проросли в зрачки, ушли тонкими нитями в глубину мозга и там потерялись навсегда. Вонзились в нейроны, будто нашли свое место. Возможно, так и есть: виртологи не ошибаются.
Еще бы, за такие-то деньги!
Если закрыть глаза… Закрыть?! Мне последнее время и открывать их не хочется. Только вот реальность осталась, она – упрямая штука. Упругая, как резинка от детской рогатки. Заставляет. Несмотря на и вопреки всему, увы, но – например – побриться в виртуальном мире мне не удастся. Весь набор ощущений – это пожалуйста, но щетина в реале будет расти и расти, становясь неопрятной рыжей бородой. С проседью: я давно не молод. Угол моего падения не равен углу отражения, что бы там ни писали в учебниках.
С какой стати я вообще вспомнил о рогатках? Их и нет больше, мне кажется, кому они теперь нужны. Остались в моем детстве, порванные лишними усилиями, растянутые, сломанные, потерянные навсегда. Теперь другое время и другие игры.
Нищие ходят с портсигарами телефонов, устаревшим мусором времен Очакова и… что там было с Крымом? Более состоятельные – с V-браслетами. Почти прямая связь с миром. Большое Ничто щедро плюет им в браслет, а уж оттуда его дары льются на очки и смарт–линзы. Опять ересь несу, ох, опять… Стимуляция через зрение у них, вчерашний день человечества. Нищие завидуют середнякам, а мы, люди действительно богатые, просто плаваем внутри аквариумов великой Сети, интернета 5.0.
Как? Вот вы и попались… Богатый человек не стал бы спрашивать, он теперь получает эту возможность еще в детстве. Жаль, но когда появилась технология, мне было уже сорок два. Или не жаль – как посмотреть.
– Папочка, полуостров Крым в 2014 году…
Господи, она приняла осколок мысли за вопрос. Впрочем, как обычно.
– Двадцать лет прошло, Мара. Какая мне теперь разница, что там было, помолчи секунду!
Но мне приятно, приятно… Сладкое чувство – попытка угадать твои желания и ответить на любые вопросы. И не только, о да, не только.
Мара хмурится. Не всерьез, хотя может изобразить и вполне африканские страсти. Со слезами, упреками и… Нет. Посуду она бить не умеет. Только в мире за опущенными веками, а здесь, в реальности, пока еще нет. Если только не завести ей физическое тело, но это полный бред: угловатые движения, мимика мертвеца, титан. Силикон и мыслящий камень в голове. Есть фрики, которые даже спят с эдакими уродцами, но я к ним не отношусь.
Нет, не фрики – это устарело. Тьюды. Словечки меняются стремительнее, чем успеваешь привыкнуть. Но надо соответствовать.
К черту! Она – во мне, этого достаточно. И я вижу ее наяву, что прекрасно. Мозг сам создает образ моей избранницы, вклеивает его в окружающий мир. Если поиграться с настройками, Мара сможет выглядывать из зеркала или проходить сквозь стены, становиться – для меня – призраком или огнем. Хлебом и зрелищем, но это игры для начинающих.
Остальной мир все равно ее не увидит, а жаль.
У меня она сидит за столом, вполне материальная. Живая. Реальнее многих, кто располагался на этом стуле раньше.
А я пью кофе. Медленно. Глотками проталкивая вниз тягучую судьбу этого утра. Она почему-то горчит.
– Сегодня у тебя сложный день, Саша, – говорит она. – Утренний молебен в крафт–храме, наставник тебя ждет. V-переговоры – но это по дороге, из машины. Потом заседание. Директорат твоей конторы…
Да, и присутствие всех в реале – обязательно. Я сам установил это правило, пока не было Мары. Как в храме для богатых, мне понравилась эта аналогия. Теперь придется подчиняться. Или сменить формат, шестьдесят семь процентов акций позволяют мне многое. Все позволяют. Можно их заставить приходить голыми и петь что-нибудь из классиков рока. «Рамштайн»? Да, только его почти никто не помнит.
– …ты меня слушаешь, папочка?
Дурацкое обращение, но ей двадцать три, а мне за пятьдесят. Можно изменить на любое другое, но я не спешу. Она – идеальна.
– Конечно, солнышко! Слушаю, запоминаю, мотаю на ус. Люблю тебя.
Она улыбается. Не знаю, как я жил без нее раньше. Неправильно как–то, хотя Мары и не существует. Искусственный интеллект, связь с сетью и определенная стимуляция зон мозга. Дорого, безопасно и… но как же сладко!
– Поздравь Михаила, у него день рождения. Двадцать четыре года. Сколько ему перечислить?
Сын. Странный, незнакомый мне человек. Рождение, игрушки, первые годы гимнасиума, и – небритый парень с Ларисиными глазами и моей упрямой челюстью. Борется за что-то там экологическое и межнациональное; для него это важно.
Кажется. В реальности я не видел его лет десять.
– Пять тысяч, Мара. Спасибо, что напомнила.
Можно и миллион, но зачем ему эти деньги?
Моя любовь кивает. Перед ней на столе вторая чашка кофе, все реально. Жаль, выпить его девушка не сможет. Прикрываю глаза: в V моя берлога не меняется, но теперь чашка в руках у Мары, она отпивает глоток и ставит на место. Звуки, запахи, ощущения – все так, как надо. Пожалуй, задержусь здесь.
План на день начинает проясняться с каждым ее словом. Вплоть до делового ужина и вынужденного разговора с сыном. Словно любимая достает из ниоткуда
