требую, чтобы меня судили по законам моего государства… Я никогда не читал, нигде не слышал про английский закон, позволяющий повесить квакера». — «Однако, — отвечал ему губернатор, — существует закон, позволяющий повесить иезуита». — «Но вы собираетесь предать меня смерти, — возразил осужденный, — не как иезуита, а как квакера…» Так или иначе, его повесили.

Джон Веттон Энингер. Процесс над салемскими ведьмами. Литография. 1902

Питер Пелем. Портрет Коттона Мэзера. 1728

7. Избавление крылось в самой чрезмерности зла. Салемский процесс возмутил многих здравомыслящих, и, как впоследствии случилось во Франции с процессом Ла Барра и делом Жана Каласа, он породил относительную веротерпимость. Судья Сьюэл, осудивший несчастных «ведьм», пять лет спустя принес публичное покаяние. Сам Коттон Мэзер не был уверен в святости этой бойни. Идеи XVIII века о природной доброте человека подрывали кальвинистскую доктрину о предопределении. Пуританство стало мягче; во многих семьях от него осталось лишь здоровое нравственное воспитание. К середине века правила стали менее строги. Франклин редко ходил в церковь, потому что отводил воскресенье для чтения и работы. Когда же он бывал там, то проповеди казались ему сухими и неинтересными. «Моя матушка, — говорил Франклин, — жаловалась, что оба ее сына — еретики, один арианин, другой арминианин. Не могу сказать, что знаю, кто такие ариане и арминиане. Все дело в том, что меня такие вещи совершенно не волнуют». Это было внове — услышать от сына Новой Англии, что его «такие вещи совершенно не волнуют». В Бостоне, городе, некогда закрытом для детей Велиала, теперь можно было увидеть и епископальную, и баптистскую церкви. Сам Коттон Мэзер в 1718 году участвовал в рукоположении баптистского пастора, а в 1726-м похвалялся тем, что допустил к причастию в своей церкви приверженцев других сект. Затем, как и в Англии, на смену безразличию пришло религиозное возрождение, которое назвали Великим пробуждением. Странствующие проповедники своим красноречием встряхнули массы и, разрушая приходы на пользу новых сект, совершили нечто вроде религиозной революции. В 1734 году в Джорджию приехал Уэсли с проповедью методизма. Один американец, Джонатан Эдвардс, замечательный проповедник, трогал сердца прихожан в Нортгемптоне (Массачусетс) простотой своей логики, ужасными картинами ада и описаниями чудес обращения. Уэсли прочел в Оксфорде рассказ Джонатана Эдвардса о «пробуждении» в Америке. Другой проповедник, Джордж Уайтфилд, объехал колонии и добился отличных результатов. Сам Франклин отмечал, что слушать его сбежалась вся Филадельфия, независимо от вероисповедания: «Чудесная перемена произошла в поведении наших сограждан. Раньше они были безразличны к религии. И вдруг все, кажется, стали верующими. Невозможно прогуляться вечером по городу, не услышав псалмов, которые распевают на каждой улице по несколько семей». Далекий от религии Франклин и благочестивый Уайтфилд быстро поладили. Франклин стал печатать проповеди Уайтфилда, а Уайтфилд молиться — безрезультатно — за скорейшее обращение Франклина.

8. Частная жизнь американцев регулировалась английским общим правом, согласно которому муж был абсолютным хозяином в семье. Управляя имуществом жены, он имел право отказать ей в выдаче карманных денег. В некоторых колониях мужу разрешалось бить жену. Были вдовы и старые девы, с успехом руководившие своим хозяйством (как, например, Марта Кастис до брака с Джорджем Вашингтоном), но они представляли исключения. Джефферсон во время своего пребывания в Париже был шокирован тем, что женщины в одиночку посещают мужчин, находящихся у власти, «что, — по его словам, — выглядит немыслимым для жителей такой страны, как моя, где прекрасный пол даже не пытается оказывать влияние на что бы то ни было за пределами домашнего очага». И снова Джефферсон: «Общение с мужем, нежная забота о детях, обустройство дома, уход за садом — всего этого достаточно, чтобы заполнить полезной и здоровой деятельностью каждый миг жизни американки». Женщины тогда выходили замуж очень юными и часто умирали в родах. Вдовец женился снова, так как в целомудрии жить было тяжело, а в грехе — опасно. На Юге плантатор иногда заявлял свои права на красивых негритянок. Но согрешившей белой служанке срок кабальной службы продлевался на год. В Виргинии и Мэриленде развод был редкостью: их не принимала ни католическая, ни епископальная церковь. В Коннектикуте и Массачусетсе, наоборот, закон опирался на Библию, которая разрешает расторжение брака. У квакеров для бракосочетания требовалась только клятва во взаимной верности, принесенная в присутствии свидетелей. Сначала отец семейства полновластно распоряжался жизнью детей. Однако простота, с которой сыновья могли найти себе землю или ремесло, быстро ослабила отцовский авторитет. Исчезли и такие пережитки феодализма, как право первородства и майорат. Как и вообще в провинции, где жизнь скучна и однообразна, похороны становились поводом для пирушек, и духовенство с жаром обличало эти траурные попойки.

Титульный лист книги Коттона Мэзера «Чудеса невидимого мира». 1693

9. На Юге жизнь общества была полна своеобразного очарования. Огромные дома славились гостеприимством и щедростью. Там давались балы, на которые верхом или в колясках съезжались все окрестные плантаторы танцевать джигу, рил и простые деревенские танцы. В 1674 году один портной и еще другой ремесленник были оштрафованы за то, что выставили на бега своих лошадей, что дозволялось только джентльменам. С XVIII века в Виргинии существовал Жокейский клуб. Ярмарки скота, как и в Европе, способствовали распространению разнообразных игр. В клубах и тавернах, а также в частных домах много пили: ром, фруктовая водка, пиво, сидр. Карточная игра шла на ура. Долгое время все курили только трубки по индейскому обычаю; в 1762 году, после Кубинской кампании, генерал Израэль Патнэм ввел в обиход сигары, но производить их Америка стала только в 1800 году. В Виргинии и в окрестностях Нью-Йорка богатые кавалеры устраивали псовую охоту, причем лис для нее доставляли из Англии. Росло увлечение музыкой. В Чарлстоне общество Святой Цецилии давало концерты, приглашая для этого французских музыкантов. В Массачусетсе театр был разрешен лишь после ослабления пуританства, а в Филадельфии — только в 1754 году, потому что этому противились квакеры. Центром жизни оставались дом, семья. Интерьеры создавались по английским и голландским образцам, только проще: простые деревянные панели на стенах, бумажные обои, окна с частым переплетением. Фаянсовые статуэтки на каминных досках воспроизводили не мирскую жизнь, а события Священной истории. Посреди стола лежала старая Библия, часто привезенная из Лондона или Амстердама. На стенах — портреты предков. Накануне революции в Новой Англии сформировалась большая школа американских портретистов: Джон Копли, Бенджамин Уэст, Гилберт Стюарт — превосходные художники, чьи полотна достойны сравнения с работами представителей английской школы того периода или живописцев Флоренции или Базеля, также оставивших портреты поколения великих коммерсантов. Но колонии были небогаты, и американскому художнику, чтобы заработать на жизнь, приходилось время от времени отправляться работать в Англию.

Дом пионеров на западной границе. Гравюра.