белым, как в Афинах времен демократии любой нищий был афинским гражданином. Белый бедняк с Юга обладал такой же фантазией, как его богатый сосед, той же любовью к широким жестам, к удовольствиям. Южане были одержимы страхом перед неграми. Рабовладение стало там нормой. Вначале оно не признавалось законом и существовало де-факто, но потом было установлено и де-юре. Уже в 1755 году в Южной Каролине на шесть тысяч двести белых приходилось две тысячи негров, и это были не сегодняшние цивилизованные, приобщенные к культуре люди, а дикари, только что привезенные из Африки. Плантаторы не могли обойтись без негров и боялись их; отсюда этот внутренний раздор и острые расовые противоречия. В Нью-Йорке буржуазия тоже боялась негров, и не без причины, поскольку в 1712 году те задумали поубивать всех своих хозяев. Дело кончилось двадцать одним смертным приговором. В Новой Англии рабы были редкостью, их присутствие никого не беспокоило, а потому и расовые противоречия были не столь явны. Зато от классового неравенства там страдали белые бедняки. Чванство бостонских священнослужителей, крупных коммерсантов было оскорбительнее спеси какого-нибудь английского герцога, потому что они отличались гораздо худшими манерами. Рабочие жаловались на то, что местная знать вежливо разговаривает с ними только накануне выборов. Городские власти пытались установить потолок заработной платы, но рабочей силы, как всегда, не хватало. Хороший рабочий, чувствующий свою незаменимость, мог позволить себе быть требовательным. А вскоре ему предстояло заявить о своих гражданских правах.

Корабль работорговцев. Гравюра XIX века

3. Хотя избирательное право оставалось ограниченным, политическая жизнь активизировалась. В каждом штате существовал законодательный корпус, состоявший из двух палат. В Коннектикуте и Род-Айленде губернатор избирался, в других штатах его назначал король или землевладелец. Случалось, что он покупал свой пост. Кларк Младший, сын помощника губернатора Нью-Йорка, желавшего стать губернатором, писал одному английскому министру: «Если мой отец получит это назначение, я немедленно возмещу расходы Вашей милости, заплатив сумму в тысячу фунтов стерлингов». Часто несчастный губернатор оказывался в трудном положении. Его жалованье ставилось на голосование местной ассамблеи; если он оказывался неугоден, ему просто перекрывали источники существования. В течение полутора столетий королевская власть пыталась реорганизовать административное устройство колоний, но безуспешно. На время революционных беспорядков в Англии плантации были забыты, к величайшему удовлетворению их владельцев, которые воспользовались этим счастливым пренебрежением, чтобы самостоятельно устроить свои дела. Позже, в период Реставрации, Карл II создал Постоянный комитет по торговле и плантациям и попытался объединить колонии Севера под властью одного губернатора. В 1688 году его преемник Яков II назначил губернатором доминиона Новая Англия (Новая Англия, Нью-Йорк и Нью-Джерси) сэра Эдмунда Андроса. В том же году падение Стюартов положило конец доминиону, и парламент, ставший всемогущим, заявил, что колонии находятся в полной его зависимости. Однако лондонский парламент был далеко, а его решения доходили так медленно, что в колониях над ними смеялись. «В этом году, — говорили колонисты, — вы пожалуетесь парламенту, в следующем он пришлет кого-нибудь для расследования, а на третий год правительство сменится».

4. Центром политической жизни в каждой общине Новой Англии был молитвенный дом с остроконечной крышей и изящной звонницей, здание наполовину религиозного, наполовину политического назначения, символ жизни в этих провинциях. Публичные заседания (так называемые городские собрания) готовились на частных собраниях в тавернах или комитетами активистов. В 1728 году Франклин составил список вопросов, выдвинутых на рассмотрение таким комитетом Филадельфии: «Считаете ли Вы, что в законах есть пункты, нуждающиеся в поправках? Наблюдали ли Вы в последнее время какое-либо нарушение законных свобод граждан? Не было ли в последнее время с чьей-либо стороны посягательств на Вашу репутацию и что может сделать комитет, чтобы помочь Вам ее восстановить?» Позже кандидатов, которых влиятельные граждане желали выдвинуть на городском собрании, стали тайно избирать на «кокусах», проходивших на чердаках Бостона. Избирателей было немного, они составляли лишь малую часть населения. Но борьба, которую активные граждане вели ради защиты хартии колонии, сопротивляясь притязаниям землевладельца или противодействуя губернатору, интересовала всех, даже тех, кто не участвовал в голосовании. Независимые секты, в традициях Плимута, своим учением о равенстве верующих готовили умы к идее республиканского сообщества, в то время как в приграничных лесах вырастал новый народ, свободный, состоящий из разных рас, внутри которого тихо, действенно вызревало абсолютно американское понимание свободы.

5. Вне Новой Англии самой сильной была епископальная церковь, в лоне которой частично объединились голландцы и гугеноты. Однако на Юге в условиях гигантских плантаций формировались и гигантские приходы, что при ужасном состоянии дорог порождало равнодушие к религии. Церковная десятина выплачивалась табаком. Священник получал основное жалованье в размере тринадцати тысяч трехсот тридцати трех фунтов табака. Когда табак падал в цене, духовенство разорялось. Бракосочетание стоило двести фунтов табака, похороны — четыреста. Конгрегационалистская церковь в северных своих владениях обладала большей силой. В Массачусетсе поддерживать ее были обязаны все налогоплательщики. Долгое время она проявляла нетерпимость к инакомыслящим, да и как ей было ее не проявлять? Разве пуритане покинули Англию не для того, чтобы стать «оплотом в борьбе с Антихристом»? Один из священнослужителей, Инкриз Мэзер, с ужасом говорил об «отвратительных криках за свободу совести». Другой, Джон Коттон, утверждая теократический характер своей веры, говорил: «Если править будет народ, то кем он будет править?» Пастор Филлипс в Андовере, когда его спрашивали: «Вы тот пастор, что здесь служит?» — отвечал: «Я тот пастор, что здесь командует».

6. Дьявол и его пособники, колдуны и ведьмы, играли в XVII веке большую роль как в Европе, так и в Америке. Тогда все было знаком свыше, судом Божьим. В человека ударила молния, значит его покарал Господь. Когда в 1680 году на небосводе появилась комета, Инкриз Мэзер прочел проповедь о том, что это знамение, посланное миру Господом. Когда его сын Коттон Мэзер потерял рукопись трех лекций, у него не было никакого сомнения, что ее украли призраки и другие агенты невидимого мира. Когда у него болел желудок, он считал, что его бьет в живот Сатана, когда его мучила мигрень, он задавался вопросом, за какой грех ему это. Если такие люди обвиняли кого-то в колдовстве, то за этим следовал смертный приговор. В ходе ужасного процесса в Салеме двадцать абсолютно невиновных мужчин и женщин, многие из которых вели высоконравственную, чистую жизнь, были повешены за то, что они якобы вступили в сговор с Сатаной. Несколько истеричных девочек, подстрекаемых негритянкой, нелепыми свидетельствами убедили священнослужителей и судей в их виновности. С еретиками обращались не лучше. Им вменялись в вину ужасы, описанные в Псалтыри; они были амалекитянами, детьми Велиала. Напрасно квакеры напоминали о своих правах, которыми они должны пользоваться как английские граждане; их все равно вешали. «Как подданный его королевского величества, — говорил один из них, — я