Шрифт:
Закладка:
Надо ли говорить, что себя в роли владелицы коров, свиней и прочей живности я никак не представляла? Как жить-то, господи, пока вот Пелагея кормит, а что будет потом, когда она скажет – пора и честь знать?
А потом будет видно. Дом Пелагеи оказался не таким уж и маленьким – в несколько комнат, и печи – две, и огород большой, и хозяйство немалое, как она управляется вдвоём с Меланьей, я только диву давалась. Конечно, встают до зари, ложатся по темноте, и весь день крутятся. И девочка уже сейчас, в свои четырнадцать, или сколько ей там, хозяйка отменная, замужем не пропадёт.
Другие дома в деревне выглядели очень по-разному – и маленькие, и побольше. Я зацепилась взглядом как раз за маленький, но очевидно – ухоженный, такой – тоже с вышитыми занавесками, резными наличниками, навес над крыльцом тоже резной, красота – когда меня окликнул рыжий Митька.
- Гляньте, барыня, вон кривой дом!
И показывает куда-то за мою спину.
Я оглянулась – что? Вот это?
Передо мной возвышался… весьма большой дом. В два этажа, и ещё с какой-то мансардой наверху. На улицу выходили ворота с навесом от снега и рядом – калиточка, небольшая, закрытая. Впрочем, кажется, закрытая на задвижку, то есть – можно открыть и войти.
- Вот сюда, правильно? – спросила я у мальчишки Митьки.
- Сюда-сюда, барыня, всё туточки! – ещё и пальцем на калитку показал для уверенности.
- А почему же он кривой? – не поняла я.
Потому что дом был нормальный прямой, нигде не покосился – на первый взгляд.
- Так кто ж так строит! – сообщил мальчишка.
И был таков, только пятки босые засверкали. А я переглянулась с Марьей. Вообще да, дом выше и шире соседних, и участок под ним немалый, и постройки какие-то виднелись тоже. Кто-то строил с размахом.
- Идём, да? – тихонько сказала она, причём – не на том языке, на каком все они тут говорят.
И я этот язык, судя по всему, отлично понимала. А ответить смогу?
- Идём, - сосредоточилась, кивнула.
Вышло, ура. Да, если мы с ней вдвоём и рядом нет никого из местных, то совершенно нормально, что мы и говорить должны так, как привыкли.
Я отодвинула деревянный засов и вошла. Внутренний двор зарос травой – вроде мне говорили, что дом уже три года, как без хозяина. За три года ой сколько с домом могло всякого случиться!
Мы прошли через двор, я поднялась по ступенькам и дёрнула на себя дверь. Дверь заскрипела и открылась – в небольшие сени, только одному и стряхнуть снег с валенок, так мне подумалось.
Чёрт побери, а что я тут буду носить зимой? И не только я, а Марья тоже? Я очень сомневалась, что в принадлежащих Женевьеве трёх сундуках лежат шубы, шапки, пуховые платки и тёплые сапоги. Так, не забыть поговорить с Пелагеей.
А дальше мы вошли… в темноту. Ну конечно, ставни-то закрыты.
- Пошли окна открывать, ничего ж не увидим, - вздохнула я, понадеялась, что на правильном языке.
Дверь подпёрли камушком, которых на дворе было – не счесть, чтобы проветривалось. Ну да, это плодородная земля здесь, наверное, редкость, а камней всякого вида – сколько угодно. И пошли вытаскивать тяжёлые доски из скоб, на которых они держались. Ничего, вдвоём справились. Три окна с одной стороны от входа, три с другой. И опа – сюрприз!
В отличие от других домов в деревне, этот глядел на улицу застеклёнными окнами. У других стояло что-то попроще – наверное, слюда. Тут же всё, как надо – окна, рамы, и вроде даже что-то открывается. Можно будет нормально помыть.
Теперь уже внутри удалось что-то разглядеть. Прямо с улицы мы попали в изрядно просторную комнату, заваленную какими-то лавками, криво сколоченными остовами столов и досками, которые, наверное, можно положить сверху. И большая печь посередине. Что тут, обеды давали, что ли?
- Какой хлам, господи, - простонала Марья.
- И главное, что ничего другого нам взять неоткуда, понимаешь? – вздохнула я.
Посерединке между двумя частями свалки мебели была расчищена тропинка – мимо печи, куда-то в глубину дома. Мы пошли, что нам оставалось делать?
За этой комнатой, большой и квадратной, нашлись ещё четыре. Здесь не было ставен на окнах, или их не закрыли, и мы видели весь этот хаос и разруху просто отлично. Три очевидных спальни – с добротными деревянными кроватями. На одной кровати лежала, не поверите, перина, только её кто-то разодрал, и пухом пополам с перьями, пылью и мелким мусором была завалена вся комната. В двух других не лежало никаких перин, зато имелись сундуки. И нам вдвоём даже удалось приподнять крышку у одного из них – что же, какая-то ткань, сапоги, глиняные миски, и запах плесени.
Четвёртое помещение оказалось кухней. Ещё одна печь, в стене между кухней и соседней спальней. Чуток дров рядом на полу – бли-и-ин, это ж ещё о дровах думать! Сейчас-то лето, а потом как?
У окна рабочий стол, никакой посуды, надо думать, не сохранилось, раз тут – заходите, люди добрые, берите, что понравится. Печь грязнущая, её бы помыть и побелить, перед тем, как что-то тут вообще готовить. Окно неимоверно грязное. Впрочем, куда оно у нас смотрит? На север? А откуда тут ветер дует? Не с той ли стороны?
- Какой кошмар, госпожа Женевьев! Тут невозможно жить, совершенно невозможно, - причитала Марья.
Мари Кто-то-там она, надо полагать.
Возле входа на кухню мы увидели лестницу наверх – очень крутую, забираться сложно, особенно в длинных юбках. Только вцепившись в перила. Мы вцепились и забрались.
Там были ещё комнаты, в них не сохранилось никакой мебели, и они не отапливались никак. Всё понятно, летний вариант. Или недострой. Тьфу ты, даже балкон прилепили, умельцы. И вышли мы с Марьюшкой на тот балкон… что ж, в старой жизни я бы такой вид с балкона за большущие деньги продала.
