Что касается моих привязанностей – они настолько тревожны, что приобретают черты избегающих (или тревожно-избегающих): я собираю мэтчи и потенциальных кандидатов, но избегаю реальных связей и возможностей проявиться своему настоящему «я» – девушке, полной страхов и тревог. Все эти откровения настаивались и облекались в слова и смыслы на протяжении нескольких недель. Я записываюсь во все группы поддержки по теме «любовь», «свидания» и «личное развитие», которые нахожу в Берлине. Здесь это просто, можно найти собрания таких групп почти в любой день, даже на английском, даже за бесплатно или за символические деньги. Регистрируюсь в Meetup – это социальная сеть, предназначенная для встреч людей с похожими увлечениями. Она также ищет все занятия и студии, которые могли бы меня заинтересовать. В Париже я бы ни за что не отважилась на такое, друзья бы меня засмеяли.

Половина собраний меня раздражают, их ведут шарлатаны и эксперты по чакрам. Еще треть – утомляют, никто никого не слушает, а часть участников приходит лишь за тем, чтобы набить себе цену и самоутвердиться. Некоторые мне нравятся, иногда в историях других людей я нахожу слова, которых мне не хватало, чтобы понять, что со мной происходит.

Я открываю для себя понятие эмоциональной зависимости и с горечью узнаю в своем поведении его черты. Настоящий удар по самооценке. Этот термин напоминает о толстухе Бриджит Джонс, о сумасшедшей кошатнице или ненормальной тетушке, которая слишком много пьет и заставляет всех чувствовать себя неловко на свадьбах. В общем, всплывают все те жуткие стереотипы об одиноких женщинах. Какого черта! Жюдит, ведь Бриджит Джонс классная! Она носит мини-юбки, пьет водку, бежит за любимым мужчиной в одних трусах по снегу, почему бы не подражать ей? Почему?

Когда я прочитала определение, данное психологом Сильви Тененбаум в книге «Победить эмоциональную зависимость»[37], обманывать себя дальше стало невозможно:

Психоэмоциональное равновесие людей нуждается в эмоциональной подпитке, эта необходимость не обязательно указывает на патологическую зависимость. Последняя существует лишь у личностей с недостатком внимания, чье поведение и дисфункции, к сожалению, лишь обостряют проблему. Патологическая эмоциональная зависимость представляет собой «безрезультатную попытку справиться с чувством вины, депрессией и тревогой», что является общей чертой всех наркоманов. Источник этих тревог и есть та самая эмоциональная зависимость, симптомами которой считаются тревога, чувство вины и депрессия. Пруст справедливо говорил о «любви-наркотике»… Утонуть в безнадежном поиске любви, стать чужим самому себе – то же самое, что забыться с помощью веществ, изменяющих сознание: алкоголя и любых других.

Так, патологическая эмоциональная зависимость и ее спутницы – депрессия, тревога и чувство вины – лежат в основе всех других зависимостей, и человек, получающий дозу подобного наркотика становится рабом того, что он употребляет ‹…› «Если я буду достаточно добрым, полезным, услужливым, доступным, внимательным, то меня будут любить» – таково глубокое убеждение индивида, страдающего патологической эмоциональной зависимостью. Лишь подтверждение со стороны может убедить этого человека, что он «хороший» и достоин любви.

Ох, я помню, как задавала себе этот вопрос: «Была бы я достойна любви, если бы у меня был более высокий рейтинг Эло?» Вспоминаю свои отношения с бывшим, которые продлились почти пять лет. Я постоянно боялась, что он во мне разочаруется. Наше расставание стало почти облегчением: мне больше нечего было терять.

Узнаю себя и в определении эмоционально зависимого Женевьевы Кребс[38]:

Эмоционально зависимый человек живет в состоянии нехватки внимания и внутренней пустоты, которые постоянно вызывают в нем тревогу. Степень зависимости определяется способностью справляться с одиночеством ‹…›. Быть наполненным любовью и вниманием или зависеть от еды, алкоголя, секса, сигарет, наркотиков, заниматься спортом до изнеможения или совершать импульсивные покупки – по сути, одно и то же поведение. Все средства хороши, чтобы успокоить панику, вызванную пустотой и нехваткой внимания, но другое (внешнее) снимает тревогу и дарит уверенность, успокаивая, наполняя и подтверждая право на внимание.

Ауч. Смотрю на всю свою жизнь по-новому. Вспоминаю все свои мимолетные увлечения, как спортзал например. Я постоянно чем-нибудь увлекаюсь. Походами по клубам или йогой. Русской литературой или вегетарианством. В своем био в «Инстаграме» я написала «binge living» (живу запойно) – отсылка к «binge drinking» (запойному пьянству). Во мне живет какой-то вечный двигатель, именно из-за него я хожу на каждую вечеринку в Париже (или любом другом городе), последней ложусь спать на выходных и уговариваю коллег тусоваться до утра: «Ну не можем же мы так просто разойтись?» Меня часто спрашивают, откуда у меня столько энергии. Мне нравится, что эту жажду воспринимают как энергию, как что-то позитивное. Иногда мне кажется, что я иду по жизни так, словно меня тащит за собой на поводке огромный пес, словно в моем горле немой крик: «Может случиться что-то невероятное, ты не можешь это пропустить! А может, оно произойдет именно из-за тебя!» Но потом наступает разочарование, а с ним ненависть к самой себе и жестокая встреча лицом к лицу с внутренней пустотой, которая не уменьшилась ни на йоту.

Я не одна живу с этой проблемой. Согласно исследованиям Шона Боулби, половина взрослого населения западных стран страдает от той или иной формы расстройства привязанности. Некоторым удается нормально с ним жить, возможно, потому что степень расстройства не критична. Любой знак внимания, любые сентиментальные отношения с другим человеком и любая привязанность ведут к некоей форме зависимости. Мы часто говорим друзьям «я могу на тебя рассчитывать» или «если что, я рядом», что говорит о взаимной необходимости. И взаимозависимости, согласованной и выверенной.

В случае с эмоциональной зависимостью мнение другого человека становится все важнее, весомее. Ведь люди, страдающие от этого расстройства, постоянно ищут в других способ залечить первоначальную рану. Необязательно переживать какую-то великую трагедию, чтобы обзавестись эмоциональными проблемами. Достаточно небольшой травмы, и механика личности нарушается. Травма – страшное слово. В голову приходят катастрофы, пожары, похищения. Но вспомните, какими глазами мы смотрим на мир в детстве. Любое незначительное событие может принять масштабы пожара или катастрофы и привести к серьезным последствиям.

Кажется, я догадываюсь, откуда растут ноги у моей психологической проблемы. Во всяком случае, интуиция подсказывает, когда и как все началось. Мне шесть лет, и мне страшно. Я не уверена, что именно меня пугает. Это смесь разных причин. Скоро я пойду в школу, и мне страшно. Я провожу часть каникул у бабушки с дедушкой, это время кажется вечностью. Я нервничаю и спрашиваю себя, хоть и сама в это не верю, не забыли ли про