У Паньли иногда про себя подумывал, что выбрал жизнь на Шестом кольце Сбарао по одной-единственной причине — его жаркий и сухой климат нисколько не напоминал ему о ласковом океане Селп Дика. Орден Абсуратов был уничтожен двадцать стандартных лет назад, а он, рыцарь, отмеченный тонзурой, не участвовал в битве при Гугатте. И не явился он на вызов мудрецов директории просто потому, что закрутил бешеный роман с женщиной с Брадебента, небольшого планетоида, на котором находился с миссией. Околдованный формами красавицы У не проникся неотложностью кодопослания, доставленного через посредников, и ответил, что ему не позволяет вернуться на Селп Дик заразная тропическая болезнь. Несколько дней спустя сферические экраны головидения объявили о роспуске Ордена и воцарении империи Ангов. Беда никогда не приходит в одиночку — женщина его сердца положила глаз на какого-то брадебентца и без дальнейших церемоний бросила рыцаря.

У Паньли сжег свою серую сутану, выбрил голову, чтобы скрыть вечную тонзуру, и с отчаянием бессильно наблюдал за вторжением имперской армии и когорт крейциан на Брадебент. Он не подчинился четырем мудрецам директории, прямым представителям махди Секорама, он изменил своей рыцарской клятве, и решающее противостояние развернулось без него. Его присутствие на Гугатте, конечно, не изменило бы хода вещей, но он разделил бы судьбу своих товарищей, он умер бы достойно — вместо того, чтобы жить в бесчестии. Точимый раскаянием, он отправился в дом своей бывшей возлюбленной и убил их обоих, ее и ее нового любовника, как будто они были в ответе за его ошибки. Местные информаторы У добыли для него адрес контрабандиста, чей полуразвалившийся деремат отправил его в Рахабезан, столицу Сбарао. Он рематериализовался посреди улицы, в разгар беспорядков: известие о казни Донса Асмусса, правящего сеньора, и отвратительное зрелище публичной казни его жены и детей взбудоражили местное население. Репрессии Междупола, подкрепленного отрядами наемников-притивов, были ужасны.

Основательная рыцарская подготовка позволила У Паньли там, в Рахабезане, выбраться из заварушки, не пострадав. После того он связался со старыми местными наблюдателями Ордена, и единственный, который еще не томился в полицейской темнице, посоветовал ему отправиться на Кольца, где он мог бы подать руку помощи местному населению, яростно сопротивлявшемуся новой власти. Так он оказался на Первом кольце, а затем, когда имперские фаланги прорвали линии круговой обороны, — на Втором, Третьем и, наконец, Шестом. В конце концов повстанческие армии капитулировали, и пришло время репрессий, инквизиции и огненных крестов.

— Что ты там возишься, Баньши? Тебя кэп ждет! — прозвучал чей-то недовольный голос.

У Паньли оглянулся на коренастую фигуру жестикулирующего Пузореза, молодого сбарайца, прозванного так за привычку пырять своих противников кинжалом в живот. Густой слой серных газов стал рассеиваться под натиском сильного ветра. На горы Пиай начали беспорядочно падать столбы белого света двойной звезды, и температура внезапно подпрыгнула на несколько градусов.

— И незачем ходить в этой маске, — снова заговорил Пузорез. — Ветер с внешних поясов сносит эту гребаную серу! Снова можно дышать воздухом…

У Паньли кивнул и снял маску. Дуновение теплого воздуха лизнуло его лицо в испарине. Темные глаза Пузореза, наполовину скрытые под черными космами, выжидательно поглядывали на него.

— Ты таскаешься по Шестому больше двадцати лет, а, похоже, так и не привык…

— К красоте никогда не привыкнуть, — отрезал У Паньли.

— Красоте? — Пузорез гоготнул. — Эти ободранные булыжники и чертов газ? Не иначе как твой родной мир — паршивая помойка для…

Убийственный взгляд собеседника отговорил его развивать дальше эту тему. Может быть, Баньши и высмотрел красоту там, где ничего не было, кроме серы да засухи, но он был самым непредсказуемым и опасным бойцом в организации Жанкла Нануфы, и, если хоть чуточку дорожить жизнью, было бы разумнее уважить его пристрастия.

— Не пойми неправильно, Баньши! — поспешно добавил Пузорез, разводя руки движением, от которого распахнулась его куртка и обнажилась, помимо мускулистого коричневого живота, перламутровая рукоятка кинжала, заткнутого за пояс его штанов. — В конце концов, твое право — считать это за красоту…

У Паньли хорошо понимал, что за вопрос не дает покоя молодому сбарайцу — тот самый, которым члены организации не уставали его донимать на протяжении больше чем двадцати лет. Пузорез, присоединившийся к Жанклу Нануфе три месяца назад, не стал исключением из правил.

— С какой ты планеты?

— Откуда-то оттуда, — отвечал У Паньли, показывая в небо.

— Ты похож на обитателей левантийских миров…

— Ты когда-нибудь видел жителей Леванта?

— Реально — нет… в программах головидения. Почему ты секретишься, откуда ты?

— Если я тебе скажу, это уже будет не секрет…

У Паньли и сам отчетливо не представлял мотивов, подтолкнувших его окружить себя тайной. Возможно, ему бессознательно хотелось набросить на свою молодость пелену забвения, раствориться в небытии, которое унесло его собратьев… Возможно, то был способ защититься, чтобы избежать зависти или навязчивого любопытства, зачастую идущего рука об руку с завистью, чтобы не всплыло его рыцарское прошлое и о нем не донесли представителям Святой инквизиции. Как член организации Жанкла Нануфы, одного из ведущих поставщиков человекотовара империи Ангов, он пользовался некой разновидностью иммунитета, которая гарантировала ему, в обмен на душевный мир, определенное спокойствие. Однако такое существование нисколько его не удовлетворяло, и У Паньли понемногу переполнялся глубоким отвращением к себе — настолько, что иногда у него мелькали мысли о самоубийстве.

Они миновали вдвоем ворота в высокой стене и вошли во внутренний двор, кипящий лихорадочной активностью. С Сиракузы поступил большой заказ, и, чтобы удовлетворить свою клиентуру, в основном состоящую из кардиналов и знатных придворных, Жанкл Нануфа приказал провести новый набег, едва успел завершиться предыдущий. Механики не успевали осмотреть старые фургоны, выстроившиеся у подножия вала. Двигатели работали уже несколько часов, чтобы дать ядерным батареям прогреться и максимально увеличить их запас пробега. Люди, примостившиеся на крыльях металлических колес, заканчивали ремонтировать решетки клеток.

У Паньли различал на окружной дорожке неподвижные силуэты часовых, вооруженных длинноствольными волнобоями. После того, как мятеж был подавлен, Междупол разрешил Жанклу Нануфе и его людям прибрать к рукам этот бывший оплот повстанцев. Злые языки утверждали, что основатель конторы заключил секретный союз с имперскими силами, и злые языки, вероятно, были правы, но, поскольку приспешники Жанкла Нануфы безжалостно их подрезали (чаще вместе с головами, в которых они обретались), языки быстро перестали болтаться и клеветать. Аналогичным образом, отмечая странное безразличие оккупационных армий по отношению к дерематам сети — дерематам, частное пользование которыми каралось тяжким стиранием, — злонамеренные умы могли сделать столь же тенденциозные, сколь и поспешные выводы, но злонамеренные умы на Шестом кольце превратились в вымирающий вид.