Шрифт:
Закладка:
– Почему я должна это делать? – сглатываю вязкую слюну и поднимаю глаза, вижу, что он не собирается проявлять ни капли жалости.
– Потому что я так сказал…
– Но вы же говорили…Тогда… Что только после свадьбы… И я…
– Я не собираюсь рвать твою целку. Мне нужно снять напряжение. Впрочем… – он сводит челюсти, выказывая стойкое раздражение. – Я могу найти кого-то более сговорчивого.
Не сомневаюсь. Он-то найдет. Целая очередь выстроится, стоит ему только щелкнуть пальцами. Прикрываю глаза и слышу, как он распоряжается остановить машину.
Выпустит ли он меня, или просто берет на понт? Собирается выкинуть как ненужную шавку и трахнуть какую-то шлюху?
Ну, Господи, почему нельзя это как-то иначе все делать? Более романтично. Зачем быть таким грубым, таким бесцеремонным.
– У меня нет времени терпеть твои истерики, – уже хватает он меня за руку и открывает дверь, но я упираюсь, смотрю ему в глаза.
– Я сделаю.
– Не слышу, – внимательно смотрит он на меня.
– Я сделаю! – говорю громче и злее. Как же меня бесит эта ситуация, но и уйти я не могу. Что я скажу родителям, которые ждут, что я с дипломом приеду и буду им помогать.
Да и не хочу. Честно, если признаться. Не хочу стать лишней в жизни Распутина. Хочу стать его единственной, любимой.
Если я могу редко удовлетворять его потребности и хоть немного приблизиться к своей фантазии, то я сделаю… Научусь. Стану такой, какой он хочет меня видеть.
– Что сделаешь? – продолжает он давить голосом, как будто нагибая меня, как в тот день в больнице.
– Отсосу. Я тебе отсосу!
– Иван, поехали, – закрывает он дверцу, отрезая нас от городского шума и окончательно перекрывая мне пути к отступлению.
Но ведь я сама на это пошла. Я сама хочу, верно? Тогда почему не могу пошевелиться. Почему не могу даже вдохнуть, ощущая, как по спине стекает капелька пота.
– До танцев осталось тридцать восемь минут.
– Мне… самой расстегнуть? – киваю на ширинку, на что Распутин откидывается на спинку автомобильного диванчика из бежевой кожи, руки кладет на бортики и продолжает взирать с легкой ленцой. Словно за зверушкой. Собачонкой, которая должна выполнить команду, но не знает, как.
Молчание – знак согласия. И вся его поза говорит о том, что прямо сейчас он собирается расслабиться.
Я облизываю пересохшие губы и приближаюсь, сажусь еще ближе, бедром в юбке задевая его бедро. Дрожащими пальцами тянусь к ширинке. Там пряжка с какой-то английской буквой, и я ее начинаю пытаться расстегивать. И не могу.
Поднимаю взгляд, прошу помощи, но Распутин просто наблюдает. Кажется, даже наслаждается моей полной неосведомленностью.
Но в одно мгновение его взгляд меняется. Глаза становятся как будто глубже, и меня стремительно затягивает в омут. Зрачок закрывает собой темно синюю радужку, и я вздрагиваю, когда чувствую в волосах его пальцы.
Ой, мамочки…
Они мягко массируют голову, немного тянут, несильно, подбрасывая вверх чувства, дразня нервные окончания. И меня прошибают приятные импульсы. Страх пятится назад, давая возможность выступить уже знакомой эмоции.
Предвкушению.
И та надежда, что он стремительно разбил своим поведением, поступком, словами, возвращается и занимает прежние позиции. И мне уже не хочется злиться, убегать, хочется наоборот приблизиться к этому лицу, стереть стальное выражение и увидеть хоть раз улыбку. Услышать снова, что его и мои желания могут быть созвучны. Возможно, он бы мог даже сказать мне, что наши сердца станут однажды биться в унисон.
Сама целую его в губы, жадно льну телом к его гранитной груди, в которой ощущаю гулко бьющееся сердце. И чувствую – о, да! – чувствую, наконец, отклик. Грубый, властный, как пальцы, что все сильнее тянут волосы, как взгляд, которым он ясно говорит не закрывать глаза. И я сквозь собственное биение сердца, сквозь влажный звук поцелуя, сквозь пульсацию крови в голове, я слышу звон ширинки.
А затем он вторгается языком в рот, хлестко скользит по моему, вылизывает нёбо, заявляет то самое право завоевателя, от которого меня начинает потряхивать.
Распутин возносит меня на небывалую высоту романтического флера, радости, счастья… И жестко, грубо, с размаху пихает головой в грязь одним единственным словом:
– Соси.
В тот же момент губ касается что-то гладкое и горячее. Смыкаю их сильнее, втягивая терпкий запах мужского начала. И если обычно он просто витает в воздухе в виде легкого душка, то сейчас бьет по носовым пазухам, заполняет слизистую, проникает иглой в мозг.
И как бы я не стыдилась того, что сейчас собираюсь сделать, рот против воли заполняется слюной.
– Не сглатывай слюну, – произносит он, продолжая стягивать волосы на макушке, болезненно. Но уже как будто привычно.
И я вздыхаю. Ладно. Это просто нужно сделать. Тем более, я еще в душе хотела попробовать этого огромного дракона на вкус. Открываю глаза, и сразу разлепляю губы, выпуская слюну на великолепный образец мужского органа. Он прямо перед моим лицом, просится в рот, требовательно взирает капелькой смазки. И я смотрю, как тонкая струйка слюны стекает на нее, смешивается, создавая поистине порочный коктейль, что стекает вниз, по огромному стволу, увитому, как корнями, выпирающими венами.
– Не тяни, пока больно не сделал, – слышу над головой вибрирующий бас и кончиком языка касаюсь конца. Ощущаю солоноватый вкус и принимаюсь его слизывать.
В принципе, можно представить, что это конфета. Огромная, вибрирующая в такт его дыхания, конфета. И надо сказать, оно все чаще, а дышит Распутин все глубже.
Но неужели он не понимает, что будь его отношение ко мне чуть нежнее, я бы делала это с гораздо большим удовольствием. Я бы наслаждалась процессом познавания, как сделать ему приятно. Я бы училась гораздо усерднее. Я бы полюбила его.
А сейчас испытываю острый стыд, потому что он, по сути, меня заставил. И собирается сделать это снова.
– Языком по стволу, Нина, – дергается он, и я подмечаю изменения голоса.
Он стал гораздо глуше, как будто ему больно. Как будто он себя сдерживает. Неужели это делаю с ним я? Вот этим вот легким касанием языка, обрисовкой каждой вены. А когда случайно задеваю мягкую кожу внизу, он издает приглушенный рык и собирает мои растрепавшиеся волосы в кулак.
– Продолжай, – приказывает он и я начинаю вылизывать активнее, касаться той нежной кожи все чаще. Как бы невзначай сначала, я затеваю настоящую игру с его выдержкой и еще раз убеждаюсь, что он стальной.
Распутин почти не двигается, только поправляет мои действия словами, говорит, где надавить сильнее, как сделать ему приятнее.