– Спасибо, – копируя его тон, отозвалась я. – Ты открыл мне глаза на жизнь. Она теперь никогда не станет прежней. Забирай деньги.

Неожиданно он склонился еще ниже, отчего мы едва не ударились носами. Отстраняясь, я выгнулась в пояснице. Удивительно, как не потянула ни одной мышцы – гибкости мне всегда несколько недоставало.

– Заберу, когда мы пойдем на свидание. – Он резко выпрямился и подмигнул: – Веселых выходных, Грандэ.

В растрепанных чувствах, не веря, что мы действительно стояли посреди коридора и флиртовали, я следила за неспешным уходом Финиста.

– Ты разоришься на процентах! – крикнула ему в спину.

– Тогда не тяни. – Не оборачиваясь, он помахал рукой.

В Стрэйн-Лейн отправилась сразу, не заходя в общежитие, и через полчаса выбралась из наемного экипажа перед воротами респектабельного особняка. Улица была опрятной и тихой. Аккуратная мостовая, с гладкими прилаженными камнями, какой внизу, в царстве обычных людей, днем с огнем не сыщешь, была вычищенная ото льда и снега. Ярко светили фонари со стеклянными колпаками-венчиками, похожими на опустившие головки колокольчики. Кажется, здесь даже от высоких сосен пахло не хвоей, а богатством.

Я толкнула кованую калитку. Стоило оказаться за оградой, как вспыхнули утопленные в снегу круглые фонарики. Двухэтажный дом с остроконечной крышей, со стороны казавшийся строгим и основательным, стоял к воротам углом. Пришлось его огибать, чтобы попасть к двери. Она открылась сама собой, едва я постучала бронзовым молотком. Конечно, в аристократических жилищах всегда обитали домовики.

Почему-то казалось, что в таком старом доме обязательно холодно и гуляют сквозняки, но я ошиблась. В утопленном в полумраке холле было тепло и неожиданно уютно. От приглушенного света ночников на темной стенной ткани поблескивали серебристые узоры. Узкую лестницу на второй этаж, словно стеснявшуюся занимать много места, устилал узорчатый ковер.

– Господин магистр! – замявшись, позвала я.

Куда идти и что делать-то?

– Проходите, София, – позвал он из глубины комнат.

Войти в верхней одежде я постеснялась, но пока вешала пальто на совершенно пустую рогатую вешалку в углу, Киар появился в дверях. Он был в простых брюках и рубашке с закатанными рукавами. Увидеть его в домашней обстановке оказалось не меньшим потрясением, чем обнаружить вчера в моей общежитской комнате.

– Почему вы замерли на пороге как бедная родственница? – подчеркнуто игнорируя странную атмосферу, хмыкнул он. – В доме никого нет.

Он запер семейство в компании слуг на втором этаже, чтобы не мешались под ногами?

– Я живу один. Прислуга приходящая.

Господи, я что, выдала все это вслух?

– Следовало сказать еще вчера, чтобы сегодня вы так красноречиво не смущались, – усмехнулся магистр.

Вообще-то, теперь я выяснила, что мы остались наедине в пустом доме, и уже прикидывала, как сбежать обратно в нижние кварталы Но-Ирэ. Желательно, не вопя на всю улицу, чтобы не испугать спокойно отдыхающих богатеев.

Честно говоря, мне ни разу не пришло в голову узнать, женат Рэнсвод или холост. Видимо, он один из тех вечно помолвленных женихов, которых еще в отрочестве обручали на бумаге с незнакомой девицей, и ему все равно придется на ней жениться. Лет через сто. Когда невесте начнет чудиться, что она превратилась в соломенную вдову.

Я посеменила за ним в комнаты, украдкой разглядывая обстановку. В гостиной обнаружился огромный камин с аккуратно сложенными поленьями, на кофейном столике стоял круглый аквариум. Вода мерцала таинственным золотистым свечением, и в ней лениво плавали три ярко-красные рыбки с длинными плавниками. Те самые тихие питомцы.

Столовая с массивным столом и задвинутыми стульями утопала в недоброжелательной темноте. Очевидно, комнатой совсем не пользовались. Зато рабочий кабинет был наполнен жизнью, в нем ощущалась сильная, одновременно притягательная и отпугивающая энергетика, присущая Рэнсводу.

Обстановка резко отличалась от той, что царила в преподавательской башне. Воздух пах дорогим табаком и строгим мужским благовонием. За стеклянными дверцами шкафов теснились книги и рукописные гримуары. На широком письменном столе были разложены бумаги, какие-то карты, лежали стопки старых пожелтевших документов. Похоже, до моего прихода Рэнсвод работал.

– Я выяснил, какой именно ритуал нам подойдет, – перехватив мой любопытный взгляд, вымолвил он. – Придется на пару дней уехать из Но-Ирэ в семейный замок. Его построили в том месте, где, по легенде, Ренона одарили божественным огнем.

– Это же отличная новость! – обрадовалась я, но он что-то радости не разделял. – Или плохая? Вы не выглядите особенно вдохновленным.

Он прошел к столу и, жестом подозвав меня, указал в растрепанный, испещренный потекшими чернильными строчками блокнот. Я с вежливым интересом уставилась в нечитаемые записи, сделанные на дикой смеси шай-эрского и первородного языка. Накорябанные неразборчивым почерком слова перемежались с неряшливыми, торопливыми символами. Понятия не имею, как Рэнсвод в этом разобрался. Поди, весь день расшифровывал.

– Если верить дневнику моего прадеда, – он указал в какую-то строчку, подчеркнутую жирной неровной линией, – ритуал можно провести только в день рождения избранного.

Чудесно! Причем настолько, что дальше от этих самых чудес только страшнее.

– И когда знаменательная дата? – осторожно уточнила я.

– Через три недели.

Мы на секунду встретились глазами.

– Хотите сказать, что нам придется прятаться почти месяц?

– Мне жаль, София.

Не зря умные люди говорят: хочешь насмешить божественного слепца, расскажи ему о своих планах.

– Вы же не выбирали дату рождения по календарю, – пробормотала я себе под нос, хотя радоваться расхотелось. – А этим записям можно доверять?

– Прадед, Эрвидар Рэнсвод, был помешан на идее первородного огня. Похоже, у него действительно получилось им завладеть. Он сгорел за неделю от резкого закипания магии.

– Ваш прадед был сильным магом?

– Весьма.

– Что ж… – медленно проговорила я, вспомнив, как сама решила, будто подхватила зимнюю лихорадку. – Во всем есть положительный момент.

– Находите? – Рэнсвод выпрямился, сунул руки в карманы брюк и посмотрел на меня с улыбкой.

– Какое счастье, что вы родились в феврале, а не в середине июля! Еще хуже было бы, родись вы в конце года. Полагаю, к этому времени мы практически стали бы родственниками.

Неожиданно я поняла, какую чушь сморозила. Стараясь не встречаться с магистром взглядом, отошла от стола и проговорила:

– В отличие от вашего прадеда, у меня в запасе недели нет, так что, похоже, пора раздеваться.

Почему-то прозвучало еще хуже, чем шутка о родственниках. Отчаянно краснея, я посмотрела на Рэнсвода и промычала: