Шрифт:
Закладка:
Зато у самого подъезда мне навстречу вылетел, едва не сбив с ног… Тарановский.
— Лидка! — обрадовался, закружив меня над землей, словно не виделись два года. — А я только от тебя. Батя сказал, на работе задерживаешься.
— Есть немного, — улыбнулась. Как же рада его видеть. Поехала бы в общагу, могли разминуться. — Ты как: по делу или соскучился?
Не смотря на тяжелый день, захотелось пококетничать, увидеть в глазах знакомый блеск, запалиться от него, почувствовать себя самой-самой.
— Соскучился, — признался, опуская меня на землю, и в свете фонаря я заметила ссадину на правом виске. — Уже второй раз прихожу и всё не могу застать. Ты где пропадала в субботу?
Пришлось повторить байку про отдых с коллегами по работе.
— Это как тебя угораздило? — рука сама потянулась к гематоме, но Серёжа перехватил, мягко сжав гибкими пальцами.
— Какая разница.
— Мне интересно. Вдруг накрыли притон или… полночи носились за нелегалами. А может… о, придумала, заступился за проститутку на районе…
Он улыбался. Только губами. Глаза оставались сосредоточенными, серьёзными. Они-то меня и остановили.
— Что, не угадала? — высвободила руку, неожиданно испытав неловкость.
— Совсем мимо.
— Не скажешь?
— Не скажу.
— Ладно, как хочешь. — Можно и помолчать. Совсем не напрягало. Это не Студинский, подавляющий своей энергетикой. Тарановский свой, родной. С ним легко быть не накрашенной, растрёпанной, сонной, пьяной. Легко быть самой собой.
— А давай покурим?
Схватила его за руку и потащила в сторону гаражей, утопающих в густой мгле. Сама бы не осмелись, а с Серёжкой ничего не страшно.
Он начал вырывать руку, упираясь ногами.
— Матвеева, ты очумела?
Раз не хочет, и сама справлюсь. Сколько раз наблюдала за Илонкой. Дело не хитрое. Прошмыгнула в узкий проход и прислонилась к кирпичной кладке, прислушиваясь к быстрым шагам.
Серёжка вылетел из-за угла, уставившись на пачку сигарет.
— Лид, не гони. Ты серьёзно?
— Угу. — Разорвала упаковку и дрожащими пальцами потянула золотистый фильтр. — Пока не попробую, не успокоюсь. Говорят, — попыталась улыбнуться, хотя было не до веселья, — отлично успокаивает нервы.
— Дурочка! Они отлично вредят здоровью. Особенно женскому. Прекращай! — выхватил сигарету, отбросил в траву и, схватив за плечи, принялся трясти. — Что случилось? Это из-за Даньки? Ну!!.. Не молчи!
Я мотала головой, не желая отвечать. Открою рот – разревусь.
— Хорошо… — резко отпустил, отчего я едва не упала от неожиданности. — Покурим.
Вырвал с онемевших пальцев пачку, раздраженно достал губами сначала одну, потом вторую сигарету и, протянув мне, прикурил свою. Я ошеломлённо следила за его действиями: как прикрыл ладонью огонёк; как медленно, втягивая носом воздух, вобрал в легкие едкий дым.
— Давай, чего стоишь, — прохрипел сипло, начав кашлять от последовавшей затяжки. — Попробуй, — направил мою руку к губам, проверяя на вшивость, — ты ведь этого хотела.
Перед глазами чиркнула зажигалка. Встретившись с потемневшим взглядом, смело обхватила губами фильтр.
— Постой, — на секунду убавил огонь, пытливо всматриваясь в глаза. — Ты действительно этого хочешь?
— Хочу…
Тарановского уже попустило. Щеки порозовели. На дне карих глаз заплясали огоньки.
— Тогда, — снова поднес зажигалку к кончику сигареты, — втяни через неё воздух, будто пьешь коктейль. Не спеши… Вот так… Правильно. Не делай слишком сильные затяжки.
Да было уже поздно. Я не только побледнела, а и позеленела. Дым заполнил легкие до упора, ударил в нос, достиг, кажись, мозгов. Начала кашлять, давясь от жжения. Из глаз полились слёзы. Тарановский засмеялся, похлопав меня по спине.
— Ну как, нравиться?
— Да иди ты…
— Ага… Уже пошел.
Не поняла, как оказалась прижатой к его груди, как по волосам, успокаивая, заскользила ладонь с зажатой между пальцами сигаретой.
— Зачем тебе это понадобилось, а? — приглушенный голос запутался в прядях, опустился теплым дыханием на висок. — Что могло случиться, что ты надумала курить?
Сигарета выпала из моих рук и я сильнее обхватила Тарановского за талию, уткнувшись лицом в отворот голубой рубашки.
— Ничего… — слёзы полились сами собой. Всё навалилось: и арест брата, и знакомство с Удовиченко, и провальное общение со Студинским. Это взвинченное состояние начинало доставать. Дожить бы до завтра.
Серёжка начал убаюкивать меня размеренным пошатыванием и бормотать на ухо разные глупости. Так хорошо и легко было с ним. Непринужденно. Жаль, довериться не могла.
— Ты спрашивала, где меня так угораздило? — прозвучало гортанно над головой. — Так вот пытался узнать, кто такой этот тайный свидетель, испоганивший жизнь Даньке.
Я слегка отстранилась, вытирая слёзы:
— И?..
— Как видишь, безрезультатно. От**здили, чтобы дошло основательно. Сказали, мол, не понимаешь по-нормальному, донесём более доходчиво.
— Свои? — а Илонка говорила, что он козел. Ничего подобного. Переживал всё-таки. Что-то пытался разведать.
Он не ответил.
— Серёжка-а-а-а, это я виновата. Толкнула тебя.
— Нет-нет. Я сам захотел. Ничего, как-нибудь узнаю.
Я основательно выпала из кольца крепких рук:
— Не стоит. Не узнавай. Не рискуй. Я уверенна, настоящие виновные понесут наказание.
— Глупая, где ты такое видела? — улыбнулся, вернув сигарету к губам. Странно, смотрелся он с ней вполне гармонично.
— Чувствую.
— А-а-а, ну чувствуй, чувствуй. Я мешать не стану. Эх, Матвеева, — шумно выдохнул, притягивая к себе одной рукой. — Толкаешь ты меня на необдуманные поступки. Опять сорвался.
— Так ты и раньше курил? Помимо того случая в школе?
— Курил, — отшвырнул окурок в кучу отсева.
— Когда? Почему я не знаю?
— Потому что ты тогда мутила с одним придурком и плевать хотела на меня.
Услышанное неприятно резануло по ушам. Чтобы так конкретно с кем-то встречаться… Это было два года назад, с Виталькой, юристом из компании. Но не пошло как-то. Разбежались спустя месяц, так и не уяснив, зачем было начинать отношения.
— Ты придурок, Тарановский. Я тебе уже об этом говорила?
— Угу. И не один раз.
Я попыталась сбросить его руку, тем более что в этот момент к соседнему гаражу подъехал старенький Москвич. Серёга не дал. Сильнее прижал к себе, пылко зашептав:
— Бл*дь, придурок. Не спорю. Сколько раз говорил себе выбросить тебя