Сумка валялась неподалеку, целая и невредимая, «молнии» застегнуты, бока целы. Рита схватила ее, закинула за спину как рюкзак и выключила фонарик. Над головой шумел ветер, падали, кружась, большие красивые листья, сбоку промелькнула какая-то быстрая тень и бесследно пропала. Послышался приглушенный звук сигнала, потом чей-то отдаленный крик, и снова стало тихо. Рита еще раз всмотрелась в темноту по сторонам и пошла к старому дому. Свет включать она пока не решалась, брела в темноте, глядя то под ноги, то по сторонам. Удачно миновала засыпанную песком кучу кирпичей и большую яму, полную воды, потом груду окаменевших белых мешков и налетела на торчавшие из земли доски. Врезалась с такой силой, что не удержалась на ногах, а сумка еще в спину подтолкнула. Рита грохнулась на колени, угодила на острый, непонятного происхождения обломок и едва сдержалась, чтобы не закричать от боли.

Встала, выждала пару минут, приходя в себя, и чуть ли не бегом кинулась к черному порталу двери, развороченному дверному проему, огромному — самосвал легко проедет. Шарахнулась к стене, прислушалась, задержав дыхание, ловила каждый звук. И через несколько минут, привыкнув к таинственным шорохам и трескам, к звуку капель и легкому металлическому гулу, поняла, что она одна в этом доме, тут нет живых, кроме нее, а душам давно ушедших нет дела до людей. Рита снова включила фонарик, луч упал на засыпанный кирпичом пол, на разбитые стены — из них торчали пучки дранки и висели, как содранная шкура, клока обивки, под всем этим проступал кирпич.

Стены разошлись, Рита оказалась в огромном зале с кучей песка у входа. Обошла курган и принялась светить на стены. Сумку надо оставить здесь на день или два, домой ее тащить нельзя, придется рисковать. Попозже можно будет снять небольшое помещение или даже квартиру, оставить сумку там, а пока ей придется полежать вот здесь.

Рита нашла, что искала, она смутно помнила, что в доме были печи или камины, или что-то в этом роде. От пола к потолку шли широкие, как колонны, выступы, некоторые сильно разбитые, их чуть ли не сровняли со стенами, черные дыры виднелись тут и там. Рита выбрала самую дальнюю от входа колонну-дымоход, оглядела края дыры в свете фонарика, вытащила несколько кирпичей и замерла с осколком в руках. Справа стоял кто-то — высокий, весь в черном и молча наблюдал за ней. Рита выключила свет и швырнула туда кирпич. Раздался стук, видение исчезло. В доме по-прежнему никого не было, только дождь разошелся сильнее и за дырами оконных проемов с небес лились потоки воды. А галлюцинация, или, может, призрак это был, исчез или отошел в сторонку и наблюдал за человеком, что зачем-то копошился у полуразрушенного дымохода. Рита кое-как подняла сумку, запихнула ее поглубже в трубу, затолкала, как смогла, высоко и щедро накидала снизу кирпичных обломков. Отошла, то и дело оступаясь на заваленном всякой дрянью полу, посветила на провал в стене. Вроде ничего не видно, стена как стена, ничем не отличается от остальных, и ни за что не догадаться, что внутри лежит груда сокровищ. Рита на всякий случай закидала песком свои следы и пошла обратно к выходу.

Глаза давно привыкли к полумраку, она видела черные в серых разводах стены, и готический потолок, и узкие стрельчатые окна, уходившие куда-то под крышу. Слева в полумраке что-то неярко блеснуло, Рита остановилась, присмотрелась, подошла поближе. Лестница с роскошными коваными перилами и ажурными ступеньками, точь-в-точь как та, в сгоревшем доме. Рита тронула пальцем холодный металл, коснулась ногой ступеньки, поднялась на одну, потом еще выше, еще, и почти бежала вверх. Подумалось вдруг, что до химеры не так уж и далеко, что хоть она и на крыше, но ее должно быть видно из окна — стекла давно выбиты, закрывавшие проемы щиты разбиты в щепки и валяются внизу. «Надо посмотреть, когда еще получится». Рита поднялась еще выше, шла, все ускоряя шаг, и тут опора под ногами пропала. Рита так и замерла на месте, уцепилась за перила, а те дрожали, тряслись от каждого движения, стрельчатые окна были уже близко, а пол далеко, очень далеко. Рита посмотрела себе под ноги: ступеньки прогнулись, точно она шла по болоту, с перил сыпалась черная, как сажа, труха.

Рита осторожно пошла вниз по гнущимся под ногами ажурным ступенькам и не удержалась, спрыгнула на пол с пятой или шестой. Эхо как-то очень гулко разнеслось по старому дому, ей показалось, что она слышит чей-то голос. Но это был лишь ветер, он разгуливал по верхним этажам, путался в комнатах и на лестничных переходах, там что-то шелестело негромко. Рита подняла голову и в темноте увидела, как нечто пролетело от стены к стене, непонятно — летучая мышь или птица, огромная и очень легкая. Толком не разглядела, заметила только крылья, гигантские, все из ломаных острых линий, точно драконьи. «Ничего себе». Рита ухватилась за дрожащие перила, и тут наваждение пропало. Дунул ледяной, почти зимний ветер, Рита выскочила на широкое крыльцо, оглянулась и побежала к забору, но только с другой стороны, что выходила на проспект. Отогнула лист, пролезла, и снова затрещал плащ, на этот раз на спине. То ли гвоздь, то ли край листа — черт его знает, Рита кое-как выбралась на дорожку. От нее шарахнулась парочка, раздался испуганный вскрик, потом полетели смешки. Рита мысленно послала парочку куда подальше и пошла к дому.

И в подъезде первым делом нарвалась на Шувалову, та аж отпрыгнула от входной двери и зажала в кулаке ключ с «таблеткой» домофона. Рита толкнула тетку плечом и пошла к лифту. Шувалова опасливо выглядывала из-за двери тамбура, и как только кабина приехала на первый этаж, выплюнула злобно:

— Шалава приперлась. Где ж тебя таскали, курва…

Рита пошла прямиком к лифту и уехала к себе наверх. Дома сразу стало понятно, что плащ придется выкинуть, его точно собаки рвали. Рита сунула его в пакет и отправила в мусорку, сама долго отмокала под горячим душем и потом разглядывала синяки на коленках и ссадины на спине. А спала потом как в детстве после долгой прогулки, снились всю ночь какие-то огромные крылья неведомой твари, костлявые на вид, но мягкие на ощупь. Крылья накрыли Риту будто покровом, пропал свет, звуки и страхи, все унесло волшебным ветром. А проснулась чуть ли не в полдень, когда рабочий день давно начался и будильник, честно отпиликав свое, отчаялся ее разбудить.

В телефоне не было ни пропущенных звонков, ни сообщений, Рита не знала — радоваться или бежать со всех ног: спасать, руководить, принимать решения. Для начала позавтракала и пошла в банк, решила по дороге, что если наедет Шумилина (хотя ее Рита больше месяца уже в глаза не видела), то свалит все на больной зуб. Тот заболел некстати ровно в полночь, и она еле дождалась утра, не успела никого предупредить и пошла сдаваться к врачу. На крыльце, как всегда, курили, смеялись и смотрели видео на смартфонах, народу было много, будто был выходной, но все зачем-то пришли на работу. Рита пошла через толпу, отвечала на приветствия, увидела Галанову, хотела подойти к ней, как едва не упала от хорошего такого толчка в плечо. Рита уронила сумку, потянулась за ней, да так и замерла на месте. Через толпу перла Анька, вот именно что перла напролом и ничего не видела перед собой. Глаза навыкате, красные, короткие неровные волосы торчком во все стороны, взгляд остекленевший, в руке зажат телефон. Тот надрывается-звонит, но Аньке все равно, она то ли не слышит, то ли ей ни до чего сейчас. Перед ней расступились, Анька неживой какой-то походкой прошла как сквозь строй и двинула к остановке.