Хмм, хмм… Он будет готовить ужин сам? Так романтично! Лена улыбнулась про себя и пошла мыться с дороги.

Ванная у него тоже была типично мужская. Она, конечно же, не спрашивала, но инстинктивно искала тут признаки существования женщины. Однако их не было. Никаких баночек, кремов, лишних зубных щеток. Все строго и четко. Типично холостяцкая берлога. Но, может, это у него такое логово, а женщин он держит в другом месте? Потом Лена отбросила все эти ревнивые мысли.

Завернулась в его клетчатый махровый халат и вышла.

А он уже ждал, прохаживался в холле. Увидел ее, глаза вспыхнули.

— Сначала поешь или… переоденешься? — спросил, хищно облизав губу.

Явно недоговаривал что-то.

Из кухни вкусно пахло яичницей, и да, есть хотелось. Но Лена уловила этот тайный посыл. Тем более что от его взгляда у нее вся шея покрылась мурашками и стало горячо и влажно между ног.

— Кхм, — выдохнула, стрельнув в него взглядом. — Пожалуй, переоденусь.

Мужчина на миг застыл, ноздри дрогнули, а потом хрипловато проговорил:

— Пойдем со мной. Это… здесь.

Он опять пропустил ее вперед, сам шел сзади. Лена не ориентировалась в его огромной квартире с пространствами и коридорами. Один раз чуть не свернула не туда. Борис мягко завернул ее, поддерживая за талию, на ходу обронил:

— Сюда.

Вышло хрипло. У него чуть подрагивал голос, а ее от этого накрывало волнами. Но вот он привел ее в спальню и закрыл дверь. А на кровати разложен комплект белья. Ужасно красиво и сексуально. Красное кружево, поясок, чулочки, бюстгальтер на косточках, крохотные трусики.

— Наденешь? — хриплый шепот у самого уха.

Ох-х-ххх… Она же знала, что он сделал. Борис хотел восстановить и повторить то, что было тогда. В клубе. Их первый раз. Побежали мурашки по коже, затвердели и вытянулись соски. Она смогла только кивнуть и с трудом выдавила:

— Ты… не выйдешь?

Он стоял за спиной, почти касаясь ее грудью. Лена почувствовала, как он качнул головой.

— Нет.

— Тогда отвернись.

Отвернулся. Кажется. Переодеваться, зная, что он за спиной?

Она стала негнущимися пальцами стягивать с плеч халат. Но снять совсем не решилась. Взяла кружевной лифчик, надела и стала застегивать, а дышать уже нечем. Раскаленный воздух с трудом проникает в легкие, в ушах грохот, слышно только тяжелое дыхание. Его и ее.

Шорох за спиной. Она беззвучно ахнула, ощутив, как его руки скользят под бюстгальтер. Глаза закрылись, он прикусил ей ушко и прорычал:

— Не закрывай глаза, смотри…

Ах-хахахааааа… Смотреть, как его сильные пальцы сдавливают и вытягивают соски, было свыше ее сил. Глаза закатывались. А ему все было мало. Теперь он одной рукой мягко сдавливал сосок, а вторая скользнула вниз и задвигалась.

Потекло все, колени стали ватные, ослабли, она откинулась ему на грудь и вскрикнула.

— Аххх… Аааа-ха-хааааа!..

Мужчина глухо зарычал, сдергивая с нее халат, а потом резким движением насадил на себя. Так остро, обжигающе! Она кричала и не могла остановиться, пока сверкающие звезды взрывались перед глазами.

* * *

Потом они ели уже остывшую яичницу в кухне. Она в его рубашке. Которая ей была как плащик. Он в трусах и майке. Борис что-то рассказывал, жестикулировал, такой воодушевленный, горячий, глаза яркие. А у нее не сходила глупая улыбка с лица, и это ощущение счастья, медленно растекавшееся по телу.

В какой-то момент они снова увязли взглядами. Все как будто застыло и исчезло, остался только тот пульсирующий комок счастья.

— В постель? — хрипло проговорил он.

Лена смогла только кивнуть и тут же оказалась у него на руках. Прямо тут, в кухне, на столе. И снова было обжигающе.

А после они впервые вместе спали. Так по-семейному.

С утра ей надо было бежать по делам, ему на работу. Подскочили оба рано, и хорошо, что у него ванная была просторная, не пришлось бороться за «место под солнцем». Вместе завтракали, готовил Борис. Лена порывалась, но он сказал:

— Твоя очередь будет завтра.

Она слегка задохнулась, потому что подумывала искать гостиницу, но он отрубил сразу:

— Чего?! Жить будешь у меня.

Ну, вообще это было здорово, что он такой авторитарный. И вообще, ТАКОЙ. Звонил ей за день раз двадцать, все ее проблемы решил и на обед успел сводить.

А вечером…

Опять было так же горячо и страстно, и они снова спали вдвоем.

* * *

Два месяца прошло.

Обучение заканчивалось, скоро уезжать. Борис нервно ходил по дому, Лена отводила глаза, потому что все время хотелось заплакать. Наконец он не выдержал, сгреб ее в охапку и выдал:

— Ну его нах***! Перебирайся ко мне!

— Как? — выдохнула Лена.

— А так, — сказал он просто. — Я тебя перетащу сюда. Заберу переводом.

Слезы все же потекли, только теперь уже от счастья.

Улетала она через день утром, Борис провожал ее в аэропорту. Обнимал, давал кучу наставлений, кутал, хмурился. Напоследок стиснул в объятиях и глухо прорычал:

— Не задерживайся там.

Ох… Ну, она полетела.

Родная клиника, конечно, была на месте. Ее встретили, как обычно, то есть шептались и ели взглядами. Ибо Гудкова — она, известное дело, особа беспринципная и подозрительная.

На ее месте теперь прочно сидела Веретенцева, Серегина пассия. Так что Ирочка, жена генерального, специально подкараулила ее в коридоре и со змеиной улыбочкой сказала:

— Ой, знаете, Елена Леонидовна, вам теперь придется посидеть рядом с подсобкой. На вас пока нет свободного кабинета.

Лена конфликтовать не стала.

Чем вызвала еще больше подозрений. Пошла сплетня опять, предположения строились самые разные. Например, что Гудкова и там пыталась пролезть кому-то в постель, но ее быстро обломали. Народ понимающе кивал.

Но что творилось, когда на ее имя пришел запрос на перевод в высшую инстанцию. Коллектив родной клиники жужжал, как осиное гнездо, в которое плеснули кипятком. Бывший муж, который все стебался: «Ну что, Леночка, нашлось тебе место? Говорил же, что ты рано или поздно в ж*пе окажешься!» — теперь попросту орал:

— Конечно! Выбила себе повышение передком!

Эдуард Владимирович причитал:

— Елена Леонидовна, может, все-таки не поедете, останетесь? Это ж прыжок в никуда. А тут мы вас все знаем и ценим. И зарплату вам прибавим, и премию… А?

А на телефоне висел Борис.

И да, она не сомневалась. Потому что главное в жизни — найти своего человека. С ним ничего не страшно.

* * *

Перед отъездом она еще успела заскочить к Маринке. А у той уже лялька, дома кавардак. Лена оставила подарок для малышки и сказала:

— Спасибо тебе за все. А за то,