Онемевшими пальцами Адер вытянула из кармана лоскут муслина. Повязала вокруг головы. В густой тени моста ей мало что было видно – разве что собственную руку перед носом и отражение солнца в воде (там, где струя не успела нырнуть под каменную арку), а еще смутные очертания подгнивших опор. Она знала, что видно сквозь повязку будет плохо, но, помнится, когда испытывала ее в своих покоях, такой слепой не была. Повозившись немного, примерив тряпку и так и этак, она в конце концов вовсе ее сорвала, распутала узел и начала все заново.

Если повязка сползет, ей конец. Если развяжется, ей конец. Тени домов сдвигались вдоль канала, а она все сражалась с тряпицей, перевязывая снова и снова, пока не нашла единственно возможный способ. Не слишком хорошо, но жить можно. Придется. Она осторожно потрогала платье: влажное, но уже ни капли не выжмешь. Грань между осторожностью и трусостью уловить трудно, но Адер чувствовала, что приближается к ней.

– Вставай, – тихо велела она себе. – Вылезай. Пора уже.

Адер высунулась из-под моста: никого. Она с облегчением перевела дыхание, разобрав только двух женщин шагах в двадцати вверх по улице: одна волокла увесистую бадью, другая сгибалась под тяжестью бесформенного мешка на плече. Адер обрадовалась: на ярком солнце сквозь ткань повязки она смогла разглядеть, хоть и смутно, что это именно женщины. Желобок унес ее на запад, значит храм Света лежит где-то севернее. Адер еще разок осмотрела себя, помедлила и вышла из-под моста.

Вокруг Рассветного дворца все улицы были вымощены камнем. Одни, как дорога Богов, – большими известняковыми плитами величиной с повозку, которые заменяли каждые двадцать лет, когда колеса и потоки воды вымывали в них глубокие колеи. Другие, попроще, мостили кирпичом или булыжником, а по сторонам тянулись открытые сточные канавы. Но никогда еще Адер не ступала по улице вовсе без мостовой, без труб или канавок для отвода стоков, и теперь, когда нога по щиколотку утонула в грязи, принцесса похолодела от ужаса. Оставалось надеяться, что это просто грязь, хотя зловоние намекало на кое-что похуже.

Она выдернула ногу. А потом сжала зубы и опасливо шагнула, выбирая кочки повыше и потверже, сторонясь рытвин и колеи. Идти пришлось медленно, но все же она умудрилась не оставить в грязи башмаков и понемногу продвигаться в ту сторону, где с отчаянной надеждой угадывала север, – пока смешок за спиной не заставил ее обернуться.

– Чё, боимся башмачки изгваздать?

Пока она смотрела под ноги, выбирая дорогу, и подтягивала подол платья, чтобы не измазать в лужах, к ней пристали двое парней. Эти шлепали по грязи босиком и думать не думали о брызгах на штанинах. Один небрежно держал на плече багор, другой нес простую корзину. Канальные крысы, сообразила Адер.

Кое-кому удавалось прожить, хоть и скудно, торча на мостах и вылавливая из воды проплывавший мусор. Адер выросла на рассказах об Эммиле Короле Нищих, якобы выловившем из воды сундук жемчуга и ставшем первым богачом Аннура. Этим двоим не так посчастливилось. Корзина была пуста и, судя по впалым мальчишеским щекам, пустовала давно. Юнец с багром ткнул в Адер пальцем. У него были короткие волосы и острая мордочка хорька. И ехидная улыбочка. У Адер свело живот.

– Говорю, чё, боишься башмачки замарать? – Он запнулся, только сейчас заметив повязку. – Чё это у тебя с глазками?

Не зазубри она ответ, повторяя его сотни раз, так и застыла бы с разинутым ртом. А теперь сумел выдавить:

– Речная слепота.

– Речная слепота?

Багорщик покосился на приятеля – пухлого парнягу с головой-тыквой. Тыквоголовый глянул на нее и сплюнул в грязь.

– Речная слепота… – повторил первый, повернувшись к ней.

Адер кивнула. Парень снял багор с плеча и помахал у нее перед глазами:

– Видала? Это что?

– Я кое-что вижу, – ответила ему Адер. – Только от света больно.

Она отвернулась, надеясь, что приставалы отвяжутся, но не прошла и пяти шагов, когда багор зацепил ее за подол. Пришлось остановиться.

– Погоди-погоди, – приговаривал первый юнец, подтягивая ее поближе и разворачивая к себе лицом. – Какой парень оставит красотку марать башмачки в грязи? Да еще слепую, бедняжку.

– Я не совсем слепая, – отвечала Адер, пытаясь отцепить юбку от крюка. – Я справляюсь.

– Прошу, – не отставал юноша, помахав своему спутнику. – Мы сейчас как раз без работы. Дай проводить тебя хоть до Делленской площади. Оттуда дорога лучше.

– Не могу.

– Вот корзина, – настаивал он.

Корзина была шириной в полный обхват – можно запихнуть все, что выловишь из канала. И ручки крепкие, деревянные.

– Плюхай свой зад сюда, а мы с Орреном донесем.

Адер замялась. Эти двое ее пугали, но она уже поняла, что страшится почти всего за пределами красных стен: канала, узких улочек, криков и хлопающих дверей, людей с вызовом во взгляде. Весь этот Кентом клятый мир приводил ее в ужас, но не могут же все жители Аннура быть разбойниками и насильниками? Она напомнила себе, что не только богачи бывают достойными людьми, и попробовала посмотреть на себя со стороны: перемазанная грязью девица, вслепую пробирающаяся по коварной улице. Вдруг они просто решили ей помочь?

– Давай, – приставал парень – Тоща как вожжа, невелика тяжесть.

Он снова ткнул пальцем в корзину.

Адер набрала воздуха в грудь и кивнула. Может, они и по доброте захотели ей помочь, но, скорее, надеются на горсть медных монет, которые возместят неудачу на канале. Паланкины в городе встречаются на каждом шагу, а что такое эта корзина, если не бедняцкий паланкин? Она подумала о спрятанном в потайном кармане кошельке. Коль скоро они рассчитывают на монету-другую, у нее тысячу раз хватит им заплатить. К тому же после бегства от гвардейцев, плавания по реке и трясучки под мостом у нее подгибались ноги. Хорошо бы проехаться хоть немного.

– Ладно, – сказала она. – Только до площади. Спасибо вам за доброту.

Парень с багром подмигнул и снова указал ей на корзину.

Адер уже сделала к ней два шага, когда услышала голос:

– Здесь не ваша территория, Виллет. Если я, конечно, не заплутал. Помнится, вы работали к югу от Финкова разъезда.

Подняв голову, она увидела незнакомца – тот стоял на перекрестке в нескольких шагах от них. Повязка мешала рассмотреть, но, кажется, он был постарше канальных крыс. Может, лет на десять старше самой Адер – высокий, поджарый и красивый, хотя лицо и грубовато. Она прищурилась, привыкая к тени. Глубоко посаженные глаза и морщины на лбу под коротко остриженными волосами придавали ему пугающую суровость. На спине он нес большой солдатский ранец и одет был хоть и не по-военному, но в кожу и толстое сукно. Взгляд Адер метнулся к мечу у него на боку.

Юнец с багром помолчал и развел руками:

– Лехав! Давно не видались. Мы просто хотели оказать госпоже услугу – донести до Делленской площади…