— Я — да. А ты не очень.

— Звучит как комплимент. Плохому танцору…

— А ты все на пошлые темы переводишь?

— Ну а чем еще говорить и думать рядом с красивой женщиной?

— Ты что, клеишься ко мне? — отстранилась и взглянула на его довольно милое в этом состоянии и ракурсе лицо. — Более нелепого подката я в жизни своей не встречала. Свя-ят, ну все, отцепись и проваливай уже домой.

— Подожди, песня еще не закончилась, — растянул губы в шальной улыбке. — Танцуй.

Мы немного потоптались в полной тишине и, к слову, двигался он довольно уверенно, так, что у меня даже закралось сомнение — а настолько ли он «устал», как пытается показать?

— Зачем ты сказал полицейским, что ты мой муж?

— Полицейским? Я думал, это таксисты.

— Когда-нибудь тебе кто-то точно задницу надерет, вот посмотришь.

— Да наплевать.

Да, меня разбудили, но на удивление раздраженной я себя не чувствовала. Было в этом всем что-то изращенно-уютное, что ли. И нелепый танец даже понравился.

А еще мне нравилось как он меня обнимает, но я бы даже под страхом казни в этом никому не призналась.

— Все, домой иди, спать пора, мне утром на работу. А тебе на учебу, катати. Надеюсь, ты это помнишь?

— Она беременна.

— Кто? — я снова отстранилась и с опаской взглянула на его абсолютно серьезное и вменяемое лицо. — Кто беременна?

— Бывшая моя.

— Лисицина?

— Нет, другая.

И все, странная ночная романтика испарилась. Я остановилась и отцепила-таки от себя его руки. Вот она — причина его странного поведения вечером. Он знал уже тогда.

— Это на которой ты жениться хотел?

— А ты уже в курсе, значит…

— Ну не ты один сплетни собираешь. Так это она?

Он устало провел ладонью по лицу и рухнул на диван.

— Ага, она.

— Беременна… от тебя?

— Ну нет, конечно. У нее давно другие отношения.

Я присела рядом, не зная, как себя повести. Такой как он точно не нуждается в жалости, да и поддержка ему не нужна. Но раз он здесь, сейчас, это же не просто так.

— Тебе… плохо от этой новости?

— Нет, — качнул он головой, и я знала, что говорит он правду. — Сейчас уже нет, давно отпустило. Но от этого плохо другому человеку, а если плохо ему, то и мне так себе. Вообще вся ситуация врагу не пожелаешь, как в паршивых бабских сериалах.

Я не поняла, что он имеет в виду, но уточнять не стала, ведь он явно говорил о чем-то личном, своем.

— У каждого из нас в жизни были взлеты и падения.

— И у тебя были?

— И у меня.

— Там, в Питере?

Я кивнула.

Момент поговорить о сокровенном — лучше не придумаешь, но вспоминать прошлое я не хотела, как не хотел и он, отделавшись обтекаемыми фразами.

Две закрытые улитки с травмой в прошлом, упорно не желающие открываться ни друг другу, ни кому бы то вообще.

— Ну раз тебе не жаль… то пусть будет счастлива, да? Дети это же счастье.

— Ага, счастье, — как-то странно улыбнулся он и, пристроившись поудобнее, лег, положив голову на мои колени. — Ноги у тебя, кстати, отпад. Тебе говорили?

Говорили, но он… нет. Но не признаваться же, что слегка растаяла.

— Эй, але, — чуть брыкнула «отпадной» ногой, — ты спать что ли собрался?

— Сейчас, пять минут покемарю и пойду.

— Ну конечно, кто бы сомневался. Не квартира, а дом милосердия какой-то.

Я немного побубнила для приличия, потом на автомате погрузила ладонь в его жесткие пряди и… тоже уснула.

Глава 14

Звонок будильника выдернул меня из сна, словно утопленника из пучины за намотанные на кулак волосы. Резко, грубо и беспощадно.

Я вздрогнула всем телом и широко распахнула глаза, и первое, что ощутила — как сильно онемели ноги. Словно на колени положили гирю.

«Гиря» тоже проснулась — недовольно сморщив нос, потерла подушечками пальцем глаза и зябко передернула плечами.

— Ты на отоплении, что ли, экономишь? Чего холодно так?

— И тебе доброе утро, Бойко. Не мог бы ты… слезть с меня?

Сонное лицо озарила придурковатая ухмылка.

Закатив глаза, я спихнула с колен его голову и не без усилий поднялась.

— Ночевать у меня дома становится какой-то нездоровой традицией, тебе не кажется?

— У меня тоже пожрать нечего, так что какая разница где просыпаться.

— Очень смешно. Чтобы когда я вышла из ванной тебя здесь не было, — и язвительно добавила: — Муж.

Но когда я вышла из ванной, меня ждали тосты с аппетитной хрустящей корочкой, ломтики сыра, джем и чай.

— Сыр по акции? Ну ты серьезно?

— То-то я смотрю, что его стало меньше на половину, видимо, так сильно не понравился.

Бойко заржал, запихивая в рот огромный кусок хлеба. Я заметила, что он переоделся и так же как я сидел с влажными волосами.

Я села напротив и аппетитом приступила к еде.

— Ты домой что ли ходил?

— Ну да, — дернул плечом и потянулся за следующим куском. — Ты бы меня к себе в душ все равно не пустила. Или я лоханулся и надо было постучать?

— Ну мог бы рискнуть, конечно, повод отчислить придумать недолго, — подавив улыбку, жирно намазала белый хлеб вареньем. — Раз к себе уходил, зачем тогда обратно вернулся?

— Не люблю один завтракать.

— Спать ты тоже походу один не любишь.

— А тут наоборот. Но получается когда как, — и бросил на меня прищуренный взгляд: — Спасибо, что не выгнала. Но забудь, что я там нес, по-любому какую-то хрень.

— Да нет, как раз наоборот: вчера ты впервые ее не нес. Даже был похож на подобие нормального человека, с сердцем и чувствами.

— Короче, душнила и нудота.

— Сейчас — да. Не порть аппетит, дай поесть нормально.

И странное дело, мне абсолютно не было некомфортно в его присутствии, и даже то, что он сидит напротив не казалось чем-то неправильным. Может, потому что мы уже завтракали вместе, а может, потому что волей-неволей стали чуточку ближе…

Выходя из дома, я пригрозила, что если он расскажет хоть кому-нибудь о том, где провел ночь, я подговорю всех преподавателей его завалить. Он, в ужасе округлив глаза, сказал, что это его самый большой страх и что теперь он точно унесет эту тайну с собой в могилу.

После этого мы сели каждый в свою машину и, словно не зная друг друга, поехали в университет.

***

Поведение Олеси после той вылазки в ночной клуб разительно изменилось, и я, признаться, понятия не