Мгновение спустя глазок скользнул в сторону, и на меня выглянуло смуглое лицо. Это был один из носильщиков, которых я видел на площади.

— Кто вы и что вам нужно? — спросил он по-гречески с сильным незнакомым акцентом.

— Меня зовут Гордиан...

— Римлянин? — Это мое имя всегда выдавало меня.

— Да. Я хочу увидеть Аксиотею.

— Кого?

— Актрису пантомимы по имени Аксиотея. Я думаю, она в этом доме, и...

— У вас есть дело к хозяину?

— Нет. Я только хочу посмотреть ...

— Знает ли вас хозяин?

Я перевел дыхание: — Нет. Но...

— Тогда уходите!

Глазок захлопнулся.

— Ты можешь хотя бы сказать мне, здесь ли Аксиотея? — крикнул я. — Ты знаешь женщину, о которой я говорю? — Я снова поднял железное кольцо и ударил им в дверь.

— Иди своей дорогой! - произнес надо мной строгий голос.

Я поднял глаза и увидел охранника на крыше, который пристально смотрел на меня сверху вниз.

— Двигайся дальше, пока я сам не заставил тебя это сделать. — Он взмахнул копьем.

Я отошел подальше и с безопасного расстояния стал наблюдать за домом. Возможно, я увижу, как Аксиотея выйдет или войдет в ворота, и у меня будет возможность поговорить с ней вдали от дома и настороженных глаз слуг ее покровителя.

Я наблюдал долгое время. Люди приходили и уходили - рабы, доставлявшие посылки, египетские купцы богатого вида, даже несколько римских дельцов в тогах, - но я не видел Аксиотею.

Наконец, одна из дверей открылась, и вышел маленький мальчик, не старше семи или восьми лет. Мог ли это быть тот мальчик-посыльный, о котором я слышал, тот, что увел Аксиотею с рынка? У него определенно был вид раба с поручением, когда он направлялся через улицу быстрой, уверенной походкой, расправив плечи и высоко подняв голову, демонстрируя решительность, которая противоречила его годам и низкому положению.

Я последовал за ним.

Как только мы оказались в нескольких кварталах от дома, и я убедился, что за мной никто не следит, я обогнал его и встал перед ним, преградив ему путь.

Он упер руки в бока и уставился на меня. — Ты кто?

У меня не было настроения выслушивать, как еще один египтянин назовет меня римлянином еще до того, как я успею закончить представляться, поэтому держал рот на замке и смотрела на него сверху вниз.

— В такую игру можно играть только вдвоем, — сказал он, скрестив руки на груди и глядя на меня в ответ. Если бы я решил, что его будет легко запугать, я был бы разочарован. — Возможно, ты не знаешь, кто я, - сказал он. — Я, Джет, раб...

— Я знаю, кто твой хозяин. Человек по имени Тафхапи.

— Совершенно верно. И ты, незнакомец, преграждаешь мне путь. Ты действительно хочешь помешать рабу, отнести послание Тафхапи? Подумай хорошенько, римлянин. (Я почти не произнес ни слова, а он все равно уловил мой акцент!)

— Не по годам развитый маленький ублюдок, не так ли? — пробормотал я. Джет наморщил лоб и нахмурился, не в силах разобрать латынь, на которой я говорил сам с собой. Я продолжил по-гречески. — Послушай, малыш, я позволю тебе пройти, если ты мне кое-что расскажешь.

— Ты позволишь мне пройти без всяких условий, и точка.

Это будет нелегко. Я обдумал свои варианты. Я, конечно, был способен справиться с ним, но действительно ли я хотел причинить вред или даже просто угрожать собственному рабу такого человека, как Тафхапи? Вероятнее всего, нет. Возможно, малыша можно было бы подкупить.

— Слушай, — сказал я, - держу пари, ты любишь сладкое. Что ты скажешь, если мы сходим в ту булочную дальше по улице и...

— Ты пытаешься подкупить меня, римлянин?

— Ну...

— Последнего мальчика-посыльного из дома Тафхапи, принявшего взятку, крепко выпороли, подвесили вниз головой на три дня, а затем скормили крокодилу. Если ты думаешь, что можешь подкупить меня, римлянин, ты напрасно тратишь свое время. А теперь уйди с моей дороги.

Я вздохнул. — Джет, я просто хочу задать тебе простой вопрос. Есть ли в доме твоего хозяина женщина по имени...

— Предпоследний мальчик-посыльный из дома Тафхапи, который отвечал на вопросы незнакомца, также был крепко выпорот, повешен вниз головой ...

— Да, я понимаю. — Я глубоко вздохнул. Я наклонился над ним и приблизил свое лицо к его, пока мы не оказались лицом к лицу. — Что, если я просто назову это имя? — … Аксиотея?

Он моргнул. Слабая, почти неразличимая дрожь узнавания нарушила его застывшее поведение.

— Ага! Так ты ее знаешь, - сказал я.

— Я никогда этого не говорил! Ты пытаешься обмануть меня! — В мгновение ока он перестал быть верным слугой своего хозяина, а стал просто маленьким мальчиком.

— Аксиотея сейчас в доме?

Джет попытался изобразить на лице безразличие, но его щеки покраснели, а губы дернулись.

— Ага!  Ответ «Да» … значит Аксиотея в доме.

— Я никогда этого не говорил! - закричал он. — Ты пытаешься втянуть меня в неприятности, и я этого не допущу!

— Ты можешь говорить, как мужчина, Джет, но у тебя рассудок мальчика. Ты можешь контролировать свои слова, но не можешь контролировать свои мысли, которые ясно читаются на твоем лице. У тебя пройдут годы, прежде чем ты научишься сохранять невозмутимое выражение лица. Некоторые мужчины так никогда и не научатся этому.

— Это нечестно! Я делаю все возможное, чтобы не выдавать своего хозяина, и все равно ты узнаешь то, что тебе нужно. Если хозяин узнает ...

— Но он никогда не узнает этого, Джет. Я обещаю тебе это. А теперь скажи мне, как я мог бы заставить Аксиотею выйти из дома, чтобы поговорить со мной -