трагическом происшествии, которое едва не стоило ему жизни.

– Нет. Как только стало известно, что я жив, за мной приехал лорд Беллингем. Похоже, сыну герцога полагается особое обращение независимо от того, хочет он этого или нет.

– И куда вы отправились?

– В Девон… в поместье Клейтонов.

– Значит, вот где вы жили все это время, – проговорила она тихо. Теперь все становилось на свои места. Неудивительно, что Филипп так дружен с четой Клейтонов.

Филипп кивнул.

– Если это может послужить утешением, – сказала Софи, отчаянно пытаясь подбодрить и себя и его, – газеты писали, что вы погибли как герой.

На его губах появилась тень усмешки, но лицо не выражало ничего.

– В войне нет ничего героического.

Софи кивнула. В горле опять собрался тугой комок.

– Простите. Я была так зла на вас… на том балу у Кранберри, – наконец выдавила она.

– Вы имели полное право злиться.

– Но я же не знала…

– Я ничего вам не сказал, потому что не хотел, чтобы вы из-за меня переживали, а теперь сказал, потому что…

– Потому что… – Она подняла глаза. – Почему, Филипп? Я размышляла над этим. Малькольм погиб через два месяца после того сражения. Вам потребовался целый год, чтобы выздороветь?

Филипп стиснул зубы.

– Неважно.

Софи нахмурилась.

– Как же это? Напротив, очень важно.

Он отступил на шаг, потом повернулся к ней лицом, и теперь оно было решительным.

– Дело в том, что я больше не тот человек, каким был когда-то. Война… изменила меня. Может, вам не нужен Хью, но и я вам ни к чему! Софи, я не смогу быть вам хорошим мужем!

Слезы, которые давно, с самого начала разговора, жгли ей глаза, теперь, больше не сдерживаемые, текли по щекам.

– Не плачьте, прошу вас.

Выражение его лица смягчилось, стало нежным. Он опять шагнул к ней и достал из внутреннего кармана носовой платок. Вытер мягкой тканью слезы с ее глаз и отдал ей платок.

– Значит, я больше вам не нужна? – сквозь слезы пробормотала Софи и тут же возненавидела себя. Такой жалкой она сейчас была!

– Вы всегда будете мне нужны, Софи, – прошептал он, погладив ее по щеке, убрал за ухо выбившийся из прически локон, потом вдруг… обнял и поцеловал.

Прикосновение его губ повергло ее в шок, и она сначала замерла, но его губы двигались, горячие, ищущие, и тогда она приоткрыла рот, впуская его, приподнялась на цыпочки, обвила руками шею и застонала, растворяясь в его поцелуе. Пусть бы он длился вечно! Ах боже! Она столько раз о нем мечтала, ночью, в своей одинокой постели. Так долго ждала, чтобы снова оказаться в объятиях Филиппа.

Его рука опустилась ниже, чтобы обнять ее крепче, и Софи опять не могла сдержать стон. Он наклонил голову, нежно касаясь ладонью ее щеки, а я зык тем временем продолжал свое осторожное вторжение. Он вздрогнул вдруг всем телом и отшатнулся, сделав добрый шаг назад, словно утверждая, что между ними пропасть, глубоко вздохнул и спросил, почувствовав себя виноватым:

– Нужно ли просить прощения еще и за это?

– Конечно, нет, – едва слышно ответила она. – Но я не понимаю. Сначала вы говорите, что мне не следует вас любить, а потом – что я вам нужна. Что же мне думать?

– Сожалею, но я должен был вас поцеловать… в последний раз.

Его слова были подобны удару кинжала в сердце. Она, конечно, и сама не знала наверняка, чего хочет, но слышать, как Филипп говорит, что все кончено, было очень больно. Она должна еще раз попытаться вытянуть из него правду.

– Что случилось с вами в Европе? Почему вы решили, что мне не следует думать о вас?

– Вы всегда были так добры ко мне, Софи, – ответил он, нежно касаясь ее подбородка указательным пальцем.

Оба понимали, насколько уклончив этот ответ: он явно не хочет рассказать ей то, что она так отчаянно желает знать. Она больше не станет плакать: и так слез по Филиппу Грейсону пролила достаточно. Софи вытерла глаза и вернула платок. Она согласилась выйти на веранду отчасти потому, что хотела как следует позлить сплетников, и отчасти для того, чтобы напомнить Филиппу о возможной опасности, но разговор принял неожиданный поворот. Она больше не могла это выносить. Только не сегодня. Ее сердце слишком уязвимо.

Мысленно встряхнувшись, Софи заставила себя сменить тему разговора.

– Зачем вы рисковали, явившись на этот бал? Разве вы не получили моего письма? Возможно, вам грозит опасность!

– Опасность грозит мне с той самой минуты, как я объявился в Лондоне, – с иронией признал Филипп. – Сегодня днем я видел Хью, и у меня возникло подозрение, что он хочет попытаться объявить меня самозванцем.

Софи удивилась:

– Самозванцем? Но это же смешно! Неужели он всерьез думает, что сумеет кого-то убедить?

– Не уверен, что он все еще надеется на успех своей затеи представить меня самозванцем, как это было раньше, когда говорил с вашими батюшкой и мачехой.

Софи покачала головой. Разумеется, абсурдно заявлять, что Филипп самозванец, но это объясняет, зачем Хью были нужны несколько дней, дать которые он просил ее отца и мачеху. Возможно, поэтому они согласились лишь отложить помолвку. Неужели они поверили в эти бредни? Если так, их ждет жестокое разочарование.

Филипп снова предложил ей руку:

– Позвольте мне отвести вас в зал, пока наши сплетники не умерли от любопытства. Не хочу стать причиной преждевременной кончины леди Кранберри.

– Да, пойдемте, а то над кем же мы будем смеяться? Никто другой не воткнет в прическу целый веник из перьев, – усмехнулась Софи, изображая беспечность.

Она взяла Филиппа под руку, и он повел ее в бальный зал. Одно теперь она знала наверняка: он что-то скрывает, как раз о том времени, когда его не было, и не хочет, чтобы она это знала. Но Софи решила узнать правду, чего бы ей это ни стоило.

Теперь она знала, к кому обратиться за помощью.

Глава 13

После беспокойной ночи, когда его осаждали кошмары, Филипп весь день просидел в кабинете Клейтона над гроссбухами, которые доставил ему совершенно вымотанный поверенный, и быстро понял, что Хью не терял времени даром: тратил деньги Харлоу направо и налево, что его не удивило. Кузен всегда был транжирой, но вот был ли еще и убийцей? Этот вопрос не давал ему покоя.

Белл предложил Филиппу встретиться с доктором. Хью накануне упомянул доктора Бригема – именно он выдал заключение, что смерть Малькольма наступила в результате сердечного приступа, – но был еще доктор Ландри, который видел тело Малькольма раньше и сразу же отправился в