Шрифт:
Закладка:
Вдруг ветер затих, и отчётливо донёсся неожиданно мягкий, с хрипотцой, женский голос:
Когда же плоть моя умрёт,
Придёт борьбе конец,
Меня в небесном доме ждёт
И радость, и венец…
Куруфин поднял руку, коснулся горла, словно искал нечто — и не находил его.
— Курво, — Келегорм обнял замершего брата за плечи. Для него, простого и воинственного, все было яснее. — Мы справимся. Поверь.
— Это бессмысленно, — повторил Куруфин, и отчаяние в его голосе было страшно знакомо. — Ради чего?
Маглор вскинул голову, казалось, в его глазах блеснули слезы. Маэдрос шагнул к Курво, встряхнул его за плечи несколько раз, а затем прижал к себе, словно в детстве. Словно долго его не видел — и ведь так и было, если вдуматься…
— Ради нас. Нет у нас больше сокровища, Курво. Только мы сами. Если мы сейчас отступим — будем ли это ещё прежние мы? Снова бежать, снова прятаться? Разве перед нами Моргот? Перед нами лишь разбойники, что обещали нас убить. Не бойся за нас, Курво. Мы справимся.
…Потому что он должен был сказать именно это, понял Маэдрос в тот самый миг. Чтобы удержать их. Чтобы не утерять веру хотя бы в себя — сейчас, когда в душе раскрылась пустота, и смысла не было ни в чем больше.
Просто Курво встретился с этим — первым из них.
Маглор бесшумно появился рядом, его руки легли поверх ладоней Маэдроса. Карантир, Амрод, Амрас — они все шагнули друг к другу сейчас.
Они молчали, но это больше не было пустотой.
Фыркали неподалеку лошади. Шумно чесалась одна из них, и перебирал ногами вороной Кусака. Журчала, переливаясь по темно-розовым камням, вода.
…Наверху тоже сделалось тихо.
— А женщины нас научат, — сказал Маэдрос тихо и веско, разжимая стиснутые на плечах Куруфина пальцы. — Позже я пришлю ее вам помочь. Отправляйтесь, — он посмотрел на Младших. — Вздумаете не вернуться, я вас сам убью. Морьо, бери свой… Спрингфилд, вспоминай, как с ним обращаться, показывай братьям. Я иду учиться.
Он ещё на мгновение стиснул пальцы на плече Кано. А потом повернулся и двинулся наверх, в лагерь, где женщины ожидали завершения споров. Нужно было торопиться, пока не стемнело, и они не перестали различать мелкие предметы. Люди же.
— …Идиот. Болван… — прошептала Донна, даже не пытаясь орать и предупреждать своих спутниц, и от того ее ужас и ошеломление делались еще глубже. — Тупой самонадеянный кретин! Господь милосердный, а я обрадовалась!..
— Стой, — тихо сказал Маэдрос, перехватывая ее занесенную в ярости руку. — Слушай. Я дерусь коротким и длинным клинком. Стреляю из арбалета. Я воюю много лет. И я очень быстро учусь. Это всего лишь разновидность арбалета, я к ней приспособлюсь. Успокойся. Перестань бояться и учи меня.
— Воюешь много лет — и не умеешь стрелять? Как может быть такое? — Донна выдернула руку с трудом, и лишь потому, что Маэдрос сам разжал пальцы, не желая ее принуждать. — Силен ты, однако…
Странным образом, это успокоило ее. Она взяла свой Спрингфилд и начала неспешно заряжать, давая снова рассмотреть каждое движение. Ее руки еще вздрагивали.
— Откуда ты взялся на мою голову?
— Издалека, — сказал коротко Маэдрос. — Из очень дальнего угла мира.
— Господь, дай мне терпения… — она шумно вздохнула, переводя дух. — Ты всерьез думаешь научиться стрелять за одну ночь?
— Не стрелять, а пользоваться ружьем, — напомнил Маэдрос. — Стрелять я умею хорошо.
Он не стал повторять про железную руку. Только вспомнил, как пришлось после лука приспосабливаться к гномьему арбалету, когда одна рука может лишь поддерживать и направлять. Он смотрел на движения женщины, давно заученные и бездумные, которые она замедляла сейчас лишь усилием воли, и мысленно раскладывал, как повторить это левой.
Прозвучал оглушительный выстрел. Одна из трёх вершин колючки в конце лощины отлетела прочь, разбрасывая куски зелёной плоти. Взвизгнули и захрапели лошади поодаль, донёсся громкий уверенный голос Келегорма, который их успокаивал.
— Повторяй, — Донна сунула ему карабин. — Я поправлю.
Мысленно держа образ ее рук перед глазами, Маэдрос стал воспроизводить ее движения. Медленно, чтобы не сбиваться. Утром он сделает это быстрее.
— Правильно, — сказала она с удивлением. — И снова правильно… Господь милосердный, ты меня что, нарочно напугал?
— Нет. Зачем мне это?
— Вдруг ты решил, что это смешно.
— Ты мой стрелок. Ты учишь меня. Зачем мне смеяться над тобой?
— Потому что я всего лишь женщина, например? — сказала Донна невесело.
— Женщинам с непривычки может требоваться больше храбрости, чтобы сделать то, что привычно мужчине. Это достойно уважения. Над чем здесь смеяться?
И все же она сама рассмеялась и закрыла лицо руками.
— Господи, для чего ты мне послал проповедника, да еще такого красивого и так поздно? — сказала Донна скорее самой себе. — Если мне суждено умереть, я умру, хохоча как никогда.
Маэдрос ее не понял. Почувствовал лишь, что она боялась уже не больше, чем обычно, просто подбадривала себя такими словами.
— Мало что в мире суждено. Не пугай себя преждевременно, — предложил он.
— Все в этом мире уже предписано Создателем нашим, — сказала Донна назидательно. — Мы просто не знаем, что именно он нам предписал. Жизнь или смерть, ад или рай… Слушай, Май… а христианин ли ты вообще?
Здесь осталось только порадоваться внимательности, с которой он слушал местных вчера и утром и саму Донну за обедом.
— В Создателе я не сомневаюсь, если ты об этом, — сказал он сдержанно.
Хотя бы потому, мысленно добавил он, что своими глазами видел тех, кто строил и хранил этот мир… Вслух этого говорить не стоило. Во-первых, здесь
