– Ну, этот уж точно не страдает! Люсьен относится к той категории людей, которые всегда считают себя правыми. Эдакая карикатура на важную шишку, типичный старозаветный деспот, который всегда прав. А поскольку он старший брат моего отца, тот всю жизнь преклонялся перед ним. Так что, когда Люсьен вздумал навязывать мне свои представления о карьере хирурга, я совершил настоящее святотатство, отвергнув его советы и тем самым оскорбив «его величество». Разумеется, отец принял его сторону. Он счел меня мятежником – другими словами, кретином. Вдвоем они убедили в этом остальных членов семьи, и все они дружно отвернулись от меня. Ну а сейчас, как я понимаю, настал час великого раскаяния? И семья желает простить паршивую овцу?

Филиппина ответила на эту речь легкой усмешкой и перешла в контрнаступление:

– Ну, раз уж ты заговорил о прошлом… Скажи, почему ты так упорствуешь? С тех пор, как ты покинул Ларибуазьер, прошло столько времени. Твои родные наверняка пересмотрели свои взгляды и сожалеют о случившемся. А ведь твой отец не молодеет, не забывай об этом.

Виржил поколебался и как будто хотел ответить, но передумал и смолчал.

– Короткая поездка в Париж немного бы нас развлекла, – вкрадчиво добавила Филиппина. – Ну, посмотри, что здесь хорошего?! Эта мерзкая погода длится уже много недель, бывший супруг Клеманс в любой момент может устроить какую-нибудь гадость, а родители Люка, похоже, устроились у нас надолго…

– Я их очень люблю, – сухо отрезал Люк Виржил. – Что касается этого психа Этьена, то он наверняка кончит тюрьмой. А то, что валит снег, вполне естественно для начала февраля – по крайней мере, я так считаю. А ты разве нет?

Филиппине показалось, что в его голосе звучит вызов. Во всяком случае, нежности в нем не было. И ей снова вспомнилось, каким тоном он обращался к Хлое Кутюрье.

– Я вижу, у тебя скверное настроение, милый! Неужели из-за этой поездки на юбилей?

– В том числе. Я бы предпочел, чтобы Летиция сама позвонила мне, вместо того чтобы действовать через тебя. Или моя мать. Я знаю, что она боится как огня конфликтов и отказов, но с ней-то я не ссорился и как минимум выслушал бы ее.

– Семьдесят лет – это действительно годовщина, которую полагается отмечать.

– Боюсь, что мой отец сочтет ее концом жизни. Он что – собирается бросить банк?

– Летиция что-то говорила об уходе на пенсию.

– Но она пока еще не сможет его заменить, слишком долго она находилась под его опекой, ей не хватает опыта. А ведь отец много лет ее обучал, только, к сожалению, никогда не давал ей воли. И только однажды, когда Летиция проходила стажировку в другом месте, она смогла проявить хоть какую-то самостоятельность. Ей давно следовало бы поступить в другой банк или устроиться работать где-нибудь за границей.

– То есть последовать твоему примеру – уехать и сжечь за собой все мосты?

– А почему бы и нет?!

Теперь он снова говорил с ней резким тоном, к которому она не привыкла.

– Разожгу-ка я камин! – объявил вдруг Виржил. – Девчонки будут довольны, они это обожают.

Люк должен был вернуться домой, как и всегда по субботам, позже обычного, а Клеманс пользовалась присутствием родни, чтобы задержаться в своей парикмахерской и помочь Соне, у которой иногда было слишком много работы.

– Надеюсь, Вероника сможет приготовить обед из того, что они привезут с рынка, – объявила Филиппина. – А я пока пойду, позанимаюсь.

Она знала, что, как только двойняшки переступят порог, Виржил придет в хорошее расположение духа и начнет смеяться и развлекать их. А ей вовсе не хотелось видеть, как он восхищается девочками, хватит с нее и того, как он обхаживал утром эту Хлою Кутюрье.

Филиппина поднялась к себе в кабинет, размышляя над ситуацией. В последнее время ее отношения с Виржилом начали меняться к худшему, и она не понимала почему. Казалось бы, он должен был посмеяться вместе с ней над неуклюжим вмешательством Летиции, признаться, как ему грустно продавать шале, расспросить о ее пребывании в Париже, на худой конец, даже снова затронуть вопрос о детях, а он держался как-то отстраненно, почти неприязненно. И уж совсем ее поразило то, что он смущенно покраснел, когда она упомянула о Хлое. Виржил был не из тех, кого легко смутить. Так что же с ним происходит?

Размышляя об этом, Филиппина поневоле признала, что и она частично виновата: ее эгоистичное, упорное нежелание обрести нормальную семью в конце концов исчерпало терпение Виржила. Они мечтали о разных вещах, их пара не имела общего представления о будущем, и теперь одной любви было уже недостаточно. А ведь прежде они страстно любили друг друга, – в этом она не сомневалась. Не сомневалась… до сегодняшнего утра.

– Да забудь ты об этой девице! – буркнула она себе под нос. – Он ее больше не увидит, ему придется иметь дело с ее братом, она ведь даже не риелтор.

Увы, Виржил был человеком целеустремленным: если ему захочется еще раз встретиться с Хлоей, он сделает все, чтобы осуществить свое желание. Хотя представить его в роли соблазнителя было нелегко. Он вовсе не соблазнял Филиппину в начале их отношений, а, скорее, позволил ей соблазнить себя. А когда он принял решение покинуть Париж, то сделал бы это даже в том случае, если бы она не последовала за ним. Просто уехал бы без нее, и все.

И Филиппина, как обычно в тех случаях, когда ей нужно было успокоиться, зашла в ванную и долго рассматривала себя в зеркале – анфас и в профиль, издали и вблизи. Да, она красива, безупречно красива, в полном расцвете своих тридцати лет. Сегодня днем нужно будет предложить Виржилу романтическую прогулку. Они достанут из подвала беговые лыжи и отправятся куда глаза глядят. Затеют игру в снежки, помчатся по целине, между елями, будут хохотать, как ненормальные, плюхнувшись в снег, раскинув руки. Надо пользоваться этой свободой, пока шале не продано. Конечно, она считала этот дом удобным и очень ценила его уединенное расположение, но при этом охотно поехала бы с Виржилом и в другие места. Она прекрасно умела приспосабливаться к любым обстоятельствам, лишь бы с ней были ее материалы и книги. И, вдобавок, не так уж плохо пожить одним, без соседей. Жизнь рядом с двумя прелестными девчушками была для Виржила постоянным напоминанием о собственной бездетности. Так что если они разъедутся, то, конечно, будут общаться с Люком и Клеманс, но уже не разделяя с ними повседневную жизнь.

Филиппина бросила на себя последний взгляд в зеркало и, успокоившись, вышла из ванной.

Тем временем Виржил внизу развел огонь в камине; как он и ожидал, двойняшки, вернувшись с рынка, тут же подсели к нему, восхищенно глядя на яркие языки пламени.

– Ты можешь быть спокоен – со мной девчонкам ничего не грозит! – сказал вполголоса Кристоф.

Он уже обсуждал с Виржилом, как можно противостоять Этьену.

– Ты меня знаешь, со мной шутки плохи. Если этот тип встанет у меня на пути, ему мало не покажется!

Кристоф, даром что пенсионер, сохранил боевой дух и прямоту, которые Виржил всегда ценил в нем.