Шрифт:
Закладка:
Еще Котовский иной раз требовал от своих жертв «денег на революцию». Но впоследствии ни одна из революционных партий не призналась, что эти деньги от Котовского получила. Скорее всего, они пошли туда же, куда и деньги для детей-сирот.
Одесские писатели Илья Ильф и Евгений Петров в своем знаменитом романе «Двенадцать стульев» спародировали Григория Котовского в образе великого комбинатора Остапа Бендера, чья фамилия напоминает название города Бендеры, в окрестностях которого Котовский был в последний раз арестован царской полицией. Бендер создает «Союз меча и орала», чтобы собирать с доверчивых «бывших» деньги на помощь беспризорым детям и на свержение Советской власти (т. е. на революцию или на контрреволюцию, в зависимости от того, кто как на это дело смотрит).
Но чаще всего Котовский рассылал кишиневским и одесским богачам короткие записки с требованием внести по определенному адресу в такой-то день и час указанную сумму. И мало кто рисковал не удовлетворить это требование.
С началом Первой мировой войны Бессарабская губерния стала прифронтовой и была объявлена на военном положении. Однако это первое время не сильно сказалось на действиях банды Котовского. Разве что, в связи с массовой мобилизацией в армию, труднее стало вербовать новых членов. Но Григорий Иванович и тут нашел выход.
В марте 1915 года на станции Бендеры котовцы освободили 60 заключенных из арестантских вагонов и на повозках вывезли их в безопасные места. Часть из них присоединилась к шайке. Правда, теперь, в случае поимки Котовскому и его друзьям грозила уже не каторга, а виселица, но до поры до времени они предпочитали об этом не задумываться.
В апреле 1915 года кишиневский полицмейстер Славинский разослал всем уездным исправникам фотографии и словесный портрет Котовского: «Котовский прекрасно говорит по-русски, молдавски, румынски, еврейски, а равно может изъясняться на немецком и чуть ли не на французском языке. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного; в обращении старается быть со всеми изящным, чем легко привлекает на свою сторону симпатии всех, имеющих с ним общение.
Котовский – роста выше среднего, плотного телосложения, шатен; открытое выразительное лицо, на голове большая лысина; волосы обыкновенно стриг очень низко; иногда носил усы, а потом их сбрил; бороду также сбрил, на лице под глазами имел значки-горошки от татуировки, но места эти он выжег, от чего образовались как бы ямки от прыщей. В разговоре заметно заикается, несколько заметно сутуловат, во время ходьбы качается. Выдавать себя он может за управляющего имениями, а то и помещика, машиниста или помощника машиниста, садовника, представителя какой-либо фирмы или предприятия, представителя по заготовке продуктов для армии и т. д., стараясь заводить знакомства и сношения в соответствующем кругу… Одевается прилично и может разыгрывать настоящего джентльмена, любит хорошо и изысканно питаться и наблюдать за своим здоровьем, прибегая к изданным по этому вопросу книгам и брошюрам».
Полицмейстер требовал «самых тщательных розысков как Котовского, так и его сообщников».
Очень ярким был налет в сентябре 1915 года на одесскую квартиру крупного скотопромышленника Арона Гольштейна. Под дулом револьвера Котовский предложил купцу внести в «фонд обездоленных на покупку молока десять тысяч рублей, так как многие одесские старушки и младенцы не имеют средств на покупку молока». Скотопромышленник понадеялся обойтись «малой кровью» и предложил 500 рублей в пользу обездоленных детей. Такая скаредность возмутила атамана Ада, и он распорядился как следует потрошить скрягу. Из сейфа и карманов Гольштейна и его гостя барона Штайберга выгребли 8838 рублей «детишкам на молочишко». На прожитие Гольштейну оставили 300 рублей. Правда, нет никаких с ведений, что хотя бы рубль из этой суммы дошел до обездоленных. Еще жертвами котовцев в Одессе стали владелец магазина готового платья Коган и банкир Финкельштейн, лишившиеся соответственно трех и восьми тысяч рублей. При этом гувернантке Финкельштейна вернули взятые у нее дешевые серьги. В газетах Котовского называли «новым Пугачевым или Карлом Моором».
Котовский, ощущая усиливающийся полицейский нажим в Бессарабии, в большей мере переносит свою деятельность в Тирасполь и в Одессу. Под его началом теперь уже не одна шайка, и они все чаще действуют в городах.
2 января 1916 года банду Котовского постигла неудача. Одесскому купцу Якову Блюмбергу предложили дать 20 тыс. рублей «на нужды революции» (сам Котовский в налете не участвовал). Пока налетчики искали деньги, жена купца разбила окно и стала звать на помощь. Котовцы открыли беспорядочную стрельбу, ранили жену и дочь купца, а также одного из своих, Кириллова-Байстрюка, у которого была прострелена правая рука. Добыча ограничилась кольцом с бриллиантом и золотой брошью, которые успели сорвать с перепуганных и истекающих кровью женщин.
Самого Котовского неудача постигла 13 января 1916 года во время налета на квартиру врача Бродовского. Вся добыча составила 40 рублей и золотые часы. Если верить газете «Одесская почта», Котовский по этому поводу произнес пламенную речь: ««Нам дали неверные сведения. Кто это сделал, поплатится жизнью. Я лично убью того, кто навел нас на трудящегося доктора! Мы стараемся не трогать людей, живущих своим трудом. Тем более что вы будете нас лечить». К счастью, угрозу расправиться с проштрафившимся наводчиком Григорий Иванович не собирался приводить в исполнение. До революции 1917 года он так и не убил ни одного человека.
Котовский по-прежнему любил внешний эффект. Так, в Кишиневском театре он подошел поздороваться с бывшим директором Кокорозенского училища: «В антракте, – вспоминал И. Г. Киркоров, – ко мне подошел господин в цилиндре с окладистой черной бородой. «Иосиф Григорьевич, – говорит мне тихо, – я ваш ученик Гриша». Я обомлел. Сколько смелости и изобретательности».
Вскоре неудачи были компенсированы новыми крупными успехами. 20 января 1916 года в Балте котовцы ограбили содержателя ссудной кассы Акивисона, захватив 200 рублей наличными и до 2000 рублей золотом и драгоценностями, а 28 мая 1916 года, во время последнего налета, Котовский ограбил на большой дороге под Кишиневом двух купцов-евреев, захватив более тысячи рублей.
Банда Котовского все больше беспокоила власти. Ведь рядом был фронт. За поимку Котовского была объявлена награда в 2 тысячи рублей. И вскоре определенный прогресс в деле поимки «Атамана Ада» был достигнут. В конце января 1916 года повозка, в которой ехали члены банды Ивченко, Афанасьев и Исаак Рутгайзер, была остановлена полицией на выезде из Тирасполя. После короткой перестрелки бандиты сдались. Всего помощнику начальника одесского сыска Дон-Донцову удалось задержать 12 котовцев, но сам Котовский оставался неуловим. Его успел перед собственным арестом предупредить Арон Кицис, и Котовский срочно покинул одесскую гостиницу «Бессарабия» на Екатерининской улице.
Сохранился протокол его допроса от 8 февраля 1916 года помощником начальника сыскной части Одессы Александром Евгеньевичем Дон-Донцов. 34-летний Ивченко, мещанин Елизаветграда, участвовал в 14 налетах Котовского. До этого он отсидел в тюрьме два с половиной года за организацию побега дезертиров, а затем был завербован в Тирасполе в шайку Котовского Абрамом Кицисом. Ивченко подробно рассказал, как 24 сентября 1915 года ограбили присяжного поверенного Гольдштейна. Из взятых у него 200 рублей Котовский забрал 650, четверо членов шайки получили по 275 рублей, остальное ушло на накладные расходы – покупку лошади с бричкой. 24 октября того же года жертвой ограбления стал хлебопромышленник Штейнберг. Здесь пожива была невелика – 100 рублей, но зато по дороге домой удалось изъять у случайного прохожего 140 рублей. 20 ноября коммерсант Финкельштейн лишился 300 рублей, шубы и драгоценностей. 20 декабря котовцы ограбили сразу троих – владельца часового магазина Гродбука, мирового судью Черкеса и коммерсанта Сокальского. Пожива составила 850 рублей и драгоценности. По словам Ивченко, Котовский мечтал «лично собрать 70 тысяч рублей и махнуть навсегда в Румынию». Однако в такое верится с трудом. Григорий Иванович меньше всего походил на стяжателя. Он любил жить на широкую ногу, и деньги, вырученные от налетов, у него никогда не задерживались. Тяжело себе