— Вывод, — произнёс я в эфир.

Корабль передо мной. Идёт мне навстречу. Секунда, вторая, и вот надстройка.

Ухожу вправо и начинаю боевой разворот. На палубе много людей. Им явно сейчас некомфортно от рёва двигателей. Кого-то можно и оглушить временно.

Манёвры над кораблями мы сделали пару раз, но намерений своих не изменили американцы. Кроме как гневных речей в эфир, большего добиться не удалось.

У наших сторожевых кораблей получилось ускориться и выйти в непосредственной близости от американских.

— Если не будут прекращены враждебные действия, мы откроем огонь на поражение, — нервничал в эфире американский командир.

И в этот момент Морозов выполнил вираж вокруг крейсера на форсаже. Представляю, какой гул на палубе сейчас у наших оппонентов. Но сколько бы мы ни гонялись и ни облетывали, уходить американцы не собирались.

— Тарелочка, 321й выполнил демонстрацию, — доложил я.

Взгляд невольно упал на указатель топлива. Не самый большой остаток для продолжительных действий. До палубы «Леонида Брежнева» ещё надо добраться.

— Понял вас. Продолжайте, — дал команду оператор.

Никаких планов в голове у меня не было. Чтобы ещё такого придумать? Ну не валиться же на вертолётную площадку крейсера «Тикондерога»!

И тут в дело вступили наши «крепыши». Один из сторожевых кораблей пошёл на обгон по левому борту. Второй вклинился между кораблями с явным намерением навалиться на борт крейсера.

— Куда он⁈ — не выдержал Морозов и выразил своё удивление в эфир.

Я вновь встал в вираж над местом разыгрывающегося морского боя. С нашего корабля «сторожевикам» поступали команды. Одна была чёткой и понятной.

— Внимание! Совершить навал. Выдавить из зоны ответственности.

Это они сейчас на таран пойдут. Давно меня такое волнение не пробирало.

Все четыре корабля были рядом друг с другом. Кажется, между ними не более 10 метров.

Про несопоставимость размеров никто и не думал. У «Тикондерога» корма на уровне ходового мостика наших кораблей. Такая махина! Страшно за моряков.

Корабли уже поравнялись. Идут одним курсом. Резко наши корабли бьют в борт каждый своего оппонента.

И опять ничего! То ли удар слабый, то ли так крепка броня эсминца и крейсера. Они только увеличили ход.

— 2й, давай ещё раз, — дал я команду Морозову.

— Понял. Пошли в набор.

Высота подошла к отметке в 2000 метров. Переворот, и вновь перед глазами море. Ручку отклонил от себя. Опускаю нос самолёта и устремляюсь к кораблям. Практически повисая на ремнях. Силуэт корабля быстро приближается.

Пару капель пота скатилось со лба, упав на один из дисплеев на панели приборов. Во рту солёный привкус.

Ещё немного, и выводим.

И тут под собой наблюдаю яркую вспышку. Ручку управления опять на себя, самолёт выводится, но нет так, как хотелось. Высота уменьшается. Запас есть, но мало. Перегрузка растёт, вдавливая маску в лицо.

— Есть вывод! — слышу я в эфире доклад Морозова.

Кажется, он тоже чуть было не просел во время пикирования. Отворачиваю самолёт и смотрю на продолжение борьбы кораблей.

Повторный навал у наших моряков удался!

На палубе «Тикондерога» начался настоящий пожар. Сломана пусковая установка ракет «Гарпун». Снесены все леера, местами порван борт и боковая обшивка носовой надстройки. После первого облёта корабля было видно, что американские моряки поливали из шлангов свою повреждённую пусковую установку.

— Тарелочка, 321й, навал удался, — доложил я.

— Принято.

Наши корабли медленно, но стали выходить из этого плотного строя. Ну и американцы теперь тоже решили судьбу не испытывать. Курсы поменяли все.

— 2й, пристраивайся, — запросил я Морозова.

Собрались в пару и начали запрашивать дальнейшие планы. Я доложил остатки топлива, но пока никаких решений.

— Тарелочка, 015й, три единицы. Зажали. Пару распустил, — услышал я тревожный голос Борзова.

— 014й, две единицы. Активные. Облучают, — докладывал Ветров.

И никого в воздухе поблизости нет. С борта Як-44 говорят парням выходить в район корабля и садиться. Но не так просто это сделать, когда тебя всеми силами и в численном большинстве прижимают к воде.

— 015й, передали на Саламандру. Дежурная пара готовится вылететь. Подлётное 10 минут.

Я глянул на остаток. 1600 в литрах. На много подвигов не хватит. У Морозова и Тутонина ещё меньше. Дополнительного бака за спиной у них нет.

И своих не бросаем…

— Тарелочка, 321й готов работать.

— Парой, готов, — добавил Морозов.

Я повернул голову вправо. Коля в кабине кивал.

— 321й, парой готов работать. До подхода дежурной пары.

В эфире небольшая тишина. Иногда только слышны переговоры Борзова и Ветрова. Непросто им там.

— Тарелочка, 321й дайте целеуказание. Текущая 2000, — настойчиво запросил я местоположение противника.

И опять тишина. Чего уже решать? Пока так будут думать, мы с Морозовым уже и топливо израсходуем.

— 321й, курс 120. Высоту сохраняем. Начало горки подскажу, — дал команду оператор.

— Понял. Крен 45. Паашли!

Глава 10

Самолёт продолжал медленно выходить на заданный курс. Морозов держал строй ровно, будто мы с ним летаем в паре уже давно.

— Вывод. Прибор 600, — дал я команду Николаю и выровнял самолёт.

— Справа на месте, — доложил он.

Оператор на Як-44 пока молчал. Где-то над головой сейчас кружатся пять «Хорнетов» и два Су-27К. Американцы крайне редко ввязываются в схватку, не имея преимущества в численности самолётов. Этим они напоминают асов Люфтваффе в последние годы Великой Отечественной.

— Остаток?

— Полторы, — доложил мне Николай.

Вклиниться в ближний бой с нашими остатками топлива — не самое лучшее решение, но иного варианта нет. Шанс только на внезапную атаку с принижением, относительно противника.

Чем дольше мы в Средиземном море, тем чаще Ф/А-18 стараются затащить нас в «собачью свалку» — ближний манёвренный воздушный бой. В то, в чём они пытаются казаться лучше, чем мы.

— 321й, начало манёвра через 25 километров. Цель по курсу, выше 6000.

— Понял, — ответил я. — 2й, на высоте 4000 уходишь вправо и снова занимаешь курс на цель.

— Принял.

Вдвоём атаковать смысла нет, раз мы в меньшинстве. Поэтому Николай слегка задержится при подходе к целям, чтобы атаковать вторым номером.

Расстояние до точки начала горки становится всё меньше. Я уже посматриваю наверх, но с нашей предельно-малой высоты кого-то обнаружить на 6000 невозможно.

— Прибор 900, — дал я команду на увеличение скорости.

Начали ускоряться. Стрелка указателя скорости