приземлился на палубу. Трос натянулся, как струна, звук силовой установки самолёта постепенно стихает, и вот уже самолёт медленно качнулся назад. Вот и очередная посадка на корабль для кого-то из лётчиков авиагруппы выполнена.

— Поздравляю! Говорят, что ты перешагнул рубеж в 50 посадок? — подошёл ко мне Олег Печка и пожал руку.

Как-то мимо меня прошли подобные подсчёты. Не думал, что так быстро достигну такого рубежа.

— Спасибо. Ты будто меньше выполнил?

— Смеёшься? Сегодня только 20ю сделал. Это ты у нас не вылезаешь из кабины. Звезду Героя ещё не пророчат?

— Уже столько раз обещали, что быстрее самому себе сделать, — ответил я.

Поговорив с Олегом, принялся расписываться в журнале, попутно отвечая на вопросы инженеров. Их интересовало всё — от работы органов управления до яркости экранов.

— Лампы включения форсажа мигали, когда горку начали делать. Надо посмотреть, что не так, — предложил я.

— Это же самый первый борт. На нём тренировались, так сказать, — улыбнулся один из инженеров.

— Ну, правда, Сергеевич! Помнишь, как его Белкин «гадким утёнком» называл, — поддержал его коллега, поправляя спортивную кофту.

Сегодня не самый тёплый день за время командировки. В мокром от пота комбинезоне становится некомфортно на ветру.

— Не на этом ли борту мы совершили первую посадку на палубу? И сколько он вообще совершил уже касаний и зацепов? Всё выдержал. Так что, этот самолёт надо уважать, — сказал я и похлопал 311 борт по фюзеляжу в районе кабины.

— Посмотрим, Сергеевич. Но думаю, там проблема в табло.

— Дадите потом объективный контроль. Я посмотрю.

— Хорошо.

Мимо нас прорулил на стоянку Су-27К с поднятым фонарём. В кабине сидел Ветров. Он всех поприветствовал, подняв тормозной щиток. Приветливо помахав ему, я остановил свой взгляд на киле самолёта. Очень знакомая эмблема.

— Когда успели нанести рисунки? — спросил я, указывая на эмблему пикирующего орла.

— Недавно. Это Паша Ветров уговорил Апакидзе. Долго за ним ходил. Всё показывал рисунок. А потом ещё один донимать стал. Но у того фантазия сподвигла нарисовать тигра, — улыбнулся один из инженеров.

Следующим заруливал самолёт Борзова, у которого как раз и была нарисована голова рычащего тигра на килях. Красиво, а главное, повторяет историю этих самолётов из моего прошлого.

— Фух! Родин, вот это я устал, — появился Морозов вместе с Витей.

— Ты чего не пошёл сразу на корабль? — спросил я.

— Как будто ты бы без меня справился. А потом тебе все медали, ордена. Я до них жадный, — улыбнулся Морозов.

Ну, и задавака! Понятно, что на его месте я бы тоже не оставил ведущего одного.

— А ты не забыл, что у тебя под крылом были «болванки»? — спросил я.

— Главное, что об этом не знали американцы.

Мы все вместе посмеялись, но без традиционной флотской мысли от Тутонина не обошлось.

— Ходишь в море далеко — тебе и врать легко, — с умным видом произнёс Витя.

Когда мы уходили с палубы, вдалеке показался незнакомый мне корабль. За спиной послышался звук вращающихся винтов. На палубе готовился к вылету вертолёт Ка-29.

В этот момент навстречу вышел старший помощник командира корабля, раздавая указания офицерам.

— Кто-то важный собирается к нам? — спросил я у капитана второго ранга.

— Да. Командующий эскадрой Седов. Командир сказал, что он чем-то недоволен. Вас попросил аккуратно себя вести. А то у нас уже был нелицеприятный случай.

— Какой?

— Полгода назад представители одного из заводов решили на палубу покурить выйти и встали прямо перед входом в надстройку. А тут начальник политотдела зарядку делал. Ему бы представиться, а он давай авторитетом давить. Что-то сказал, а мужики не сдержались.

— Послали? — удивился Морозов.

Старпом прокашлялся и поправил пилотку.

— Если бы. Уши надрали так, что он потом красный ходил месяц.

Вот так и делай зарядку на палубе!

Зайдя в каюту и приведя себя в порядок, я первым делом упал на койку. Сил совсем не осталось после вылета.

Только голова коснулась подушки, я провалился в глубокий сон. Очередные картинки воспоминаний прошлой жизни. Дом, цветущая сирень и пролетающий над головой самолёт. Столь мирная обстановка сменилась на более привычную. Теперь перед глазами аэродром, солдаты в камуфляже, триколор и…выстрелы. Треск со всех сторон, огонь от взрывов. И в очередной раз перед глазами православный крест.

Я резко открыл глаза и вернулся в нашу небольшую каюту. Белевский с Николаем разыгрывали очередную партию в нарды.

— А мы вот так! — воскликнул Белевский, бросая кубики.

Тут же его радостное лицо сменилось кислой миной.

— Мда, три подряд раза выкинуть гош на один, это надо умудриться, — задумчиво произнёс Морозов.

Пока я отходил от сна, Саня ещё несколько раз выбросил неудачную комбинацию. Тем самым его поражение было предопределено.

— И того, 7:0 в мою пользу. Саня, ну так нельзя. Ещё и три последних партии «марсом» завершились.

Саня возмущался, что Морозов мухлюет. Хотя, в нардах это невозможно.

— Вот ты мне скажи, почему ты играешь со мной в нарды и всегда выигрываешь? — спросил Саня, включая кипятильник в розетку.

— Легко. Потому что ты всегда проигрываешь.

Гениально! Даже я не сдержался от улыбки.

— Серый, чаю? — спросил Белевский.

Я кивнул и начал тереть глаза. Давно они так не болели у меня. Видимо, начинаю уставать от частых посадок на палубу. За месяц было только пару дней без вылетов.

— Глаза болят? — спросил Морозов.

— Есть немного. Устал просто.

Белевский протянул мне кружку с чаем и сел напротив. Я внимательно посмотрел на мужиков. Что-то они какие-то тихие после игры в нарды.

— Чего затихли? 7:0 не предел. Могли бы ещё сыграть, — спросил я.

— Поговорить хочу. Мы уже месяц здесь и нашу работу делаем чётко, в срок и без нареканий, — сказал Белевский и замолчал.

— Продолжай, Сань, — ответил я.

— У меня есть соображения по поводу американцев. Они же не просто так сегодня нас брали «на слабо». Я летал в сторону Ливии и там чуть было не дошло дело до столкновения.

Морозов молчал, перебирая в руках кубики. Белевский посмотрел на него, будто ждал, что он тоже скажет пару слов.

— Сань, я был с Родиным. Мы видели только морской бой и сопла «Хорнетов».

— А я видел пуски ракет и стрельбу из артиллерийских