Выйдя из особняка губернатора, Аки обязательно заглядывала в святилище Киджи, чтобы принести жертву и испросить наставления. Монахи и монахини неизменно советовали хранить терпение и веру в богов, но зачастую бросали ее, иногда буквально на полуслове, чтобы уделить внимание хорошо одетым мужчинам и женщинам, входившим в храм с сундучками, полными даров богу Киджи и его служителям.

* * *

Подобно большинству детей бедняков, Мими помогала матери в поле и на берегу, с тех самых пор как научилась ходить.

По весне, пока мать и братья, оба на десять с лишним лет старше ее, тянули плуг, малышка семенила следом и шаг за шагом бросала в землю семена сорго и проса. Летом девочка снимала с растущих в огороде растений гусениц, раздавливала им головы и бросала извивающиеся еще тела в лоток из листа лотоса, чтобы запечь на закуску, – у бедняков, которые не могли позволить себе мяса, это считалось настоящим лакомством. Во время рыболовного сезона Мими, еще слишком маленькая, чтобы самой выходить в море, чинила сети и разделывала рыбу для сушки и приготовления пасты. Она морщилась, когда острые чешуйки рассекали ладони, а соль разъедала пальцы, пока ладошки ее не покрылись мозолями и не стали напоминать выкопанные из земли клубни таро.

– Руки у тебя выглядят совсем как мои, – сказала однажды Аки. Это не было ни похвалой, ни жалобой – просто констатацией факта. Мими согласилась с утверждением матери, хотя ее ладони были намного меньше.

Она носила одежду, из которой выросли старшие братья и которая уже почти превратилась в лохмотья. Обувь девочка мастерила себе сама, остатками рыболовной лески привязывая к ступням кусочки выловленного из моря дерева. Она никогда даже не прикасалась к шелку, хотя порой мимо их поля проезжали верхом богатые люди, и полы их невесомых мантий и иных одеяний стелились на ветру, подобно облакам на закате. Жизнь Мими ничем не отличалась от жизни бесчисленного множества крестьянских детей по всему Дара. Но разве не удел бедняков много трудиться и терпеть тяготы и лишения?

Зато в играх Мими держалась особняком – не то чтобы недружелюбно, просто ей оказалось сложно вписаться в хитроумную систему власти и иерархии, возникающую среди детей. Пока прочие деревенские ребятишки играли в полях в догонялки, устраивали грязевые битвы, выбирали королей и королев, она предпочитала бродить в одиночестве, глядеть на проплывающие по небу облака или наблюдать за накатывающим на берег прибоем.

– Что ты там видишь? – спрашивали ее иногда другие дети.

– Я слушаю ветер и море, – отвечала Мими. – А вы разве не слышите? Они снова спорят… А теперь подшучивают друг над другом.

Имелось у девочки еще одно свойство: она умела говорить очень хорошо и складно. Еще задолго до второго своего дня рождения малышка общалась с матерью целыми предложениями и с пониманием в глазах слушала беседы взрослых. Ее смышленость отмечали все. «Может статься, этому ребенку предназначено общаться с богами», – подумала однажды Аки. Ходило множество легенд о великих жрецах и жрицах, монахах и монахинях, способных читать волю богов по знакам, оставляемым ими в природе. Но Аки сразу отбросила эту мысль. Ей не по карману было отдать хоть одного из своих детей на обучение деревенскому учителю, не говоря уж о взносе, который требовался за послушника в храме Киджи.

Затем вспыхнуло восстание против императора Эриши и империи Ксана, и новые короли повыскакивали по всему Дара, словно бамбуковые побеги после весеннего дождя. На островах бушевала война, хотя Дасу, по счастью, и был избавлен от худших ее проявлений. Когда маршал Ксаны Киндо Марана объявил призыв, многие молодые люди с этого маленького острова, находившегося в исконных владениях Ксаны, пошли в армию, чтобы подавить бунты на Большом острове. Некоторыми руководило стремление к славе, другие нанялись ради еды и платы, а кое-кого забрали вопреки их желанию – включая братьев Мими.

Ни один из этих молодых людей не вернулся обратно.

– Мои сыновья возвратятся вместе с отцом, – говорила Аки. И молилась еще усерднее.

Иногда девочка молилась вместе с матерью. А что еще оставалось делать, когда все мужчины их семьи сгинули? Надежда – это капитал, который никогда не иссякает, но разве не удел бедняков много трудиться и терпеть тяготы и лишения?

Мими пыталась истолковать знаки, подаваемые ветром и морем, читала по приливам и облакам. Слышат ли боги ее молитвы? Уверенности в этом у девочки не было. Рокот голосов помогал уловить настроения богов, но разобрать слова не удавалось, сколько ни старайся. Какой смысл в том, что ветер, доносящий глас Киджи, покровителя Ксаны, наполнен гневом и отчаянием, тогда как плеск волн, говорящих за Тацзу, бога хаоса и беспорядка, становится все более радостным? В чем важность того или иного восклицания? Имеют ли значение порядок слов и прочие тонкости?

Мими тщетно силилась проникнуть в суть окружающего ее мира: он был покрыт пеленой, через которую невозможно пробраться.

* * *

Когда Мими исполнилось пять лет, однажды ночью она проснулась в растерянности. Мать крепко спала рядом, и девочке никак не удавалось вспомнить разбудивший ее сон. Она ощущала, что за стенами их хижины происходит нечто важное, а потому потихоньку встала с постели, на цыпочках пробралась к двери и выскользнула на улицу.

Вокруг стояла непроглядная темень: на небе не было видно ни луны, ни звезд. Легкий ветерок дул с моря, принося знакомый соленый аромат. Но очень далеко на северном горизонте, там, где небеса встречаются с морем, мелькали сполохи молний, и до ушей девочки, с запозданием и приглушенно, докатывались громовые раскаты.

Прищурив глаза, Мими вглядывалась в даль. В непрерывных вспышках молний там вдруг поднялись какие-то неясные фигуры. На затянутом пеленой месте, где озаряемое сполохами небо сливалось с морем, вырисовывались очертания громадной, как остров, черепахи. Подобно большому воздушному кораблю она плыла к западу. Позади нее виднелась еще более огромная акула, которая время от времени щелкала пастью, описывая в могучем прыжке дугу над горизонтом, и скалила зубы, состоявшие из зигзагов молний. Хотя черепаха лениво шевелила плавниками, а акула лихорадочно била хвостом, хищнице никак не удавалось нагнать добычу.

Мими знала, что черепаха – это пави Луто, покровителя рыбаков, тогда как акула – пави Тацзу, бога разрушительной природы моря. Девочка завороженно наблюдала за разворачивающейся на ее глазах драмой, как за представлением одной из бродячих трупп народной оперы.

Затем озаряемая призрачным светом картина неба-моря снова переменилась, и на этот раз