В фондах я выбрал большую японскую «Арию» с металлическими струнами.

— Это не классическая гитара. Тебе нужна другая, с пластиковыми струнами.

— Я лучше на эту пластик поставлю. У этой хоть гриф не поведёт. У нас на Тихой туманы частые от моря. Да ипривык я к такой.

— Твоё дело, — пожал плечами, преподаватель. — Привык, так привык.

— А можно я ещё звукосниматель возьму, — попросил я, показав на желаемое.

— Возьми. И этим пользоваться умеешь?

— Показывали.

* * *

— А я гитару со звукоснимателем раздобыл, — сообщил я.

— Включай тогда, — настороженно произнёс Василий Михайлович.

Я принёс на кухню гитару и радиоприёмник «ВЭФ» куда я уже выводил гитару. Подключив приборы друг к другу, я тронул струны «Арии». Брынькнуло чистым аккордом «Соль-мажор». Потом я нажал на кнопку включения «фуза» и осторожно провёл по струнам. Зарычало так сладко, что я чуть не разрыдался. Машинка работала. Я зажал двумя пальцами баре на третьем ладу и первую струну на пятом. Провёл ногтем по струнам сверху вниз. «Фуз» запел. Сдвинул пальцы на два лада вниз, ещё провёл. Ещё ниже.

— Ух ты! — восхитился Мишкин отец. — Поёт!

— Поёт, — согласился я. — Нормально поёт. По приборам резисторами можно было бы подогнать параметры сигнала, но и так сойдёт. Тем более тут во Владивостоке…

Василий Михайлович смотрел на меня с удивлением.

— Ты так рассуждаешь, словно знаешь музыкальную жизнь нашего города от и до. Как это?

Я улыбнулся.

— Скажу по секрету, к Сашке друзья ходят — музыканты. Вот они и говорили на эту тему. Примочки гитарные обсуждали. Хотели сделать и продавать, но не знали, как и из чего корпус сваять.

— А ты, значит, знал? — усмехнулся Василий Михайлович.

— Я же хожу к вам в гости. Увидел радиодетали, поговорил с Мишкой, решил поговорить с вами. Вот и результат.

Я показал на «машинку».

— Когда продавать пойдём?

— Вы тоже со мной решились пойти?

— Ну, как тебя пустят в ресторан одного?

— Я не в ресторан пойду, а на танцы в субботу. А по субботам вы работаете.

— А почему не завтра?

— Мне его погонять надо, чтобы выбрать оптимальный звук для этой гитары. Чтобы произвести нужное впечатление.

— Ну, хорошо. Сообщишь о результате. Мне самому интересно стало, — Василий Михайлович извиняюще улыбнулся.

— Обязательно. Скорее всего, я в тот же день зайду.

Но в «тот же день», то есть в субботу, зайти не получилось.

Кстати про воскресный поход на барахолку, и сказать особо нечего. Как у Македонского: пришёл, показал футболки и продал.

Глава 9

До субботы я гонял своё тело.

Начинал день с пяти часов утра. Бежал в рядом раскинувшуюся дубовую рощу, не особо надрываясь, делал зарядку, используя давно проверенный «каратековский» комплекс, отжимался, подтягивался, махал руками и ногами. Навязал на тонкий ствол молодого клёна войлок и «трогал» его ладонями и потихоньку предплечьем. Кулаки нагружал пока только отжиманиями.

Женькино тело мне начинало нравиться. Тело было лёгким, гибким, жилистым и, для своей кондиции, сильным. По крайней мере, три раза он подтягивался уверенно. Кормить его надо было мясом, мышцы бы наросли. Но мясо в Женькином доме ели не часто. До того воскресенья.

После барахолки и ГУМа я зашёл на Центральный рынок, купил говядины и свинины и принёс домой. Когда я выложил мясные вырезки на стол, мать «ахнула», и спросила сначала:

— Как же ты это всё дотащил?, — а потом: На какие деньги ты это купил?

То, что мы с Мишкиным отцом «варганим какую-то штуку, которую можно будет продать», она знала, но знала и то, что «штука» ещё не готова.

— Две футболки с индейцем продал, — сообщил я.

То, что вторую футболку я подарил Славке, она знала. А брат, кстати, обиделся, что не ему её отдал.

— И за сколько?

— Двадцать рублей и тридцать пять, — не стал я врать. Купил ещё десяток футболок. — Вот сдача

Мать испуганно прижала ладони к щекам.

— Пятьдесят пять рублей⁈ За две футболки⁈

— Такие фирменные по сорок-сорок пять идут у фарцовщиков, — вставил брат Сашка. — Молоток, Жека!

— Так Женька у нас фарцовщик? — испугалась мать.

— Нет, мама! Фарцовщик — это тот, кто торгует импортными товарами, привезёнными из-за рубежа или купленными у иностранцев. Женька у нас цеховик — надомник. Производитель товара. Правда не иностранного товара, хотя выдаёт он его за иностранный. А значит, обманывает советских граждан.

— Его посадят?

— Вот он мудак, — подумал я и сказал. — Не надо маму вводить в заблуждение. Я никому не говорю, что они импортные. Я говорю, что мне подарили, а где её сделали, я не знаю.

— Но ведь клеишь ты бирочку «Маде ин США».

— Сука, — выругался я мысленно. — Я его мясом накормить хочу, а он мне кровь сворачивает. Но про бирочку он правильно говорит. Надо писать «Фэшен США». Хрен кто разберётся.

— Значит, мясо есть мы не будем? — разозлился я. — Мне всё вернуть взад?

— Ха-ха-ха-ха! Вернуть в зад! Оригинально! Надо запомнить!

Эта сволочь схватила из авоськи персик и впилась в него зубами так, что сок брызнул мне в лицо.

— Сука! — процедил я сквозь зубы.

В субботу часов в пять вечера я взял гитару и поехал в Городской парк. Выйдя из подъезда и попав под взоры сидящих на травяном склоне пацанов, я даже покраснел. На мне была футболка с индейцем в полный рост, целящемся из лука. Трафарет был пятицветным. Надписи на футболке не было, но смотрелась она шедеврально даже на мой искушённый взгляд.

Кроме футболки на мне был надет настоящий спортивный костюм «Адидас» выменянный мной у Женки Позднякова за четыре цветных футболки. Костюм стоил под стольник, а четыре футболки сто двадцать минимум, но я дал Женьке заработать и он мне обещал подогнать «джинсу».

На ногах у меня красовались тоже фирменные «Адидасы», но кроссовки, выменянные у Позднякова за три футболки с индейцами. Короче, влатан я был до неприличия фирмово. Приманка на гопарей, прямо. Возвращаться с танцев я мог поздно, поэтому Женька Поздняков с «толпой» обещал меня