Она сжала его руку и повела к дому; от возбуждения он дрожал, как пламя свечи.

В воротах они встретили кучера Дмитрия на коляске, запряженной двумя лошадьми, и двенадцатилетнюю сестру Миши Лизу, которая несла корзинку с едой для пикника.

Горничная и компаньонка Елены Софья вынесла еще одну корзинку. Софья и Лиза разместили корзинки в коляске.

Из дома вышел Федор, неся под мышкой свернутый коврик; другой рукой он опирался на трость. Его правая нога, искалеченная пулеметной очередью, не сгибалась и была намного тоньше левой, но он приноровился ходить с уверенной военной осанкой. Подойдя к коляске и разместив в ней коврик, он взглянул на солнце. Несмотря на прожитые вместе годы, сердце Елены замирало, когда она глядела на мужа. Он был высок и худощав, с фигурой фехтовальщика, и, хотя ему было сорок шесть лет и тело его избороздили шрамы от сабель и пуль, в нем все еще ощущалась молодость, любознательность и сила жизни, которая иногда заставляла ее чувствовать себя старой. Его лицо, с длинным тонким носом, квадратной челюстью и глубоко посаженными карими глазами, с недавнего времени обрело твердое и горькое выражение: лицо человека, дошедшего до края человеческих испытаний. Сейчас, однако, оно несколько смягчилось: он вышел в отставку и хотел бы жить до конца дней своих здесь, на клочке земли, далеком от круговерти событий. Его вынужденная отставка после отречения царя была для него большим потрясением, но он пережил ее и стал успокаиваться, чувствуя себя как после перенесенной операции.

— Чудесный день, — сказал он, рассматривая верхушки деревьев, трепещущие под ветром. На нем был коричневый, хорошо отглаженный мундир с рядом медалей и планок; на голове — черная фуражка с козырьком, все еще украшенная царской кокардой.

— Я запустил змея! — горячо сказал Миша отцу. — Он долетел почти до неба.

— Очень хорошо, — сказал отец и потянулся к Лизе. — Ангелок мой золотой, помоги мне забраться в коляску, пожалуйста.

Елена смотрела, как Лиза помогала отцу подняться в коляску, пока Миша стоял со змеем в руках. Она тронула сына за плечо:

— Пойдем, Миша. Посмотрим, все ли уложено.

Они уложили змея вместе с другими вещами, и Дмитрий закрыл сундук. Затем Елена и Миша уселись напротив Федора с Лизой на сиденья коляски, обитые красным бархатом, и махали Софье рукой на прощание, пока Дмитрий натягивал вожжи и лошади ускоряли бег. Миша смотрел в овальное окно коляски. Лиза рисовала, отец и мать говорили о чем-то, кажется о пасхальных праздниках в Петербурге, о поместье, где он родился и жил, о людях, чьи имена были ему известны только потому, что их упоминали родители. Он смотрел, как равнины, проплывающие мимо, уступали место дубравам и хвойным лесам, слушал скрип колес и переливчатый звон колокольчиков. Сладкий запах цветущих трав проникал в коляску, когда они ехали лугом. Лиза подняла глаза от своего рисунка и смотрела куда-то вдаль; тут и Миша увидел стайку оленей на опушке леса. С середины октября до конца апреля он сидел дома, терпеливо выполняя школьные задания вместе с Лизой, которые им задавала Магда, их домашняя учительница. С наступлением весны чувства Михаила взбунтовались — свинцовые оттенки зимы, по крайней мере на время, изгнаны, воцарились зеленые — цвета лета.

Их майский пикник был своеобразным ритуалом, унаследованным от жизни в Санкт-Петербурге. В этом году Дмитрий нашел для них уютное место на берегу озера на расстоянии часа неспешной езды от дома.

По голубому озеру бежала рябь, и, когда Дмитрий остановил коляску на лугу у озера, Мишу приветствовали карканьем вороны, гнездившиеся на вершине могучего дуба. Вокруг был лес! Далеко на север, юг и запад от озера — никаких признаков человеческого жилья. Дмитрий проверил колеса, сойдя с облучка, затем отпустил лошадей на водопой, а Галатиновы принялись разгружать корзинки со снедью и расстилать покрывало на берегу.

Они ели ветчину с жареной картошкой, темный пшеничный хлеб и глазированные ячменные пряники. Одна из лошадей заржала и нервно запрыгала по поляне, но Дмитрий быстро ее утихомирил.

— Она чует какого-то зверя в лесу, — сказал Федор. Он налил себе и Елене красного вина и добавил: — Дети, не уходите далеко от нас.

— Хорошо, папа, — сказала Лиза, хотя в эту минуту она разувалась, чтобы побродить по берегу.

Миша пошел к озеру вместе с ней, подбирая по дороге мелкие камушки. Дмитрий сидел неподалеку на упавшем дереве, следя за бегущими облаками. Рядом с ним лежало ружье.

С карманами, полными камней, Миша бродил по лугу, поглядывая на отца с матерью, которые мирно беседовали, сидя на покрывале. Лиза прилегла вздремнуть рядом с отцом; рука отца то и дело опускалась на ее плечо. Миша вдруг подумал, что отец никогда не прикасался к нему. Он не мог понять почему. Порой, когда отец смотрел на него, его взгляд дышал январским холодом. Иногда ему казалось, что он — маленькое существо, живущее под нависшей скалой. Временами он забывал об этом, однако сердце его не покидало щемящее ощущение.

Через некоторое время мать положила голову на плечо мужа, и они оба заснули под лучами яркого весеннего солнца. Миша смотрел на ворона, кружащегося вверху: лучи солнца темно-синими бликами играли на его крыльях. Затем он пошел к коляске за своим змеем. Он бегал вдоль поляны, позволяя бечевке разматываться с катушки в его руке. Ветер подхватил змея, раздул его, и змей плавно взмыл в воздух.

Он чуть было не закричал об этом родителям, но они спали. Лиза тоже спала, прижавшись к отцу.

Змей взлетал все выше и выше. Бечевка разматывалась. Михаил покрепче ухватился за катушку. Над верхушками деревьев ветер был весьма крепким. Он подхватил змея, бросая его то вправо, то влево; бечева звенела как струна. Змей поднимался все выше. Слишком высоко, вдруг решил он и начал сматывать нить. В этот момент удар