Во-первых, именно она ввела неопытного Антошу в мир Большого Секса, бесхитростно уложив в свою мягкую кровать и научив получать удовольствие от прикосновений, поцелуев, взаимного проникновения всевозможными способами. И ограничивать свой собственный опыт этой «школой молодого бойца» она вовсе не собиралась.

Во-вторых, во время очередного похода налево она умудрилась зачать ребёнка, и Савельев воспитывал нагулянного пацанёнка в полной уверенности, что это его родной сын.

В-третьих, амбиции Валентины Денисовны развивались воистину астрономическими темпами, а подкрепить их постоянным самосовершенствованием она либо не догадывалась (что сомнительно), либо попросту не желала. В итоге через пару десятков лет совместной жизни (вернее было бы назвать её параллельной) Валечка превратилась в крупнотоннажную сварливую бабищу, по-упырски вцепившуюся в талантливого, трудолюбивого и на удивление моложавого мужа.

Антон мог бы, конечно, развестись, несмотря на постоянные угрозы жены типа «убью тебя и себя» и её насквозь лживые восклицания: «Ребёнку нужен отец!» Видел бы Савельев настоящего отца их ненаглядного Игорька! Шкафообразный горилла-дальнобойщик, подцепивший Вальку, гуляющую с подругами в придорожном кафе, и отодравший прямо за своей фурой, в придорожных же кустах. Имя этого случайного доброго человека память госпожи Савельевой, разумеется, похоронила где-то на самом дне подсознания. То ли Гарик, то ли Гриша.

Но развод означал множество лишних юридических усилий, полную остановку карьеры (видимо, Антона всё-таки не устраивало кресло Вечно Второго), раздел имущества…

К тому же Валентина не особенно докучала ему своими претензиями по поводу его сексуальных подвигов, да и не требовала совершать их по отношению к собственной персоне. С возрастом её вкусы разительно изменились: трепетным ласкам она предпочитала грубый животный секс. Наверно, этот Гриша-Гарик разбудил в ней эту страсть. И куда подевалась искусная, ласковая учительница постельных утех? Куда исчезло безудержное влечение молодости, их ненасытность друг другом?

Антон полагал, что всё было отнесено «налево», причём постарались оба. И сейчас судьба жестоко подставила ему подножку, решив наказать за всё по-юношески пронзительными сердечными переживаниями. Да, да, да, чёрт возьми! Он хотел видеть Элку, хотел говорить с ней, просто хотел её! И в этом «хотении» было столько боли, что Савельев вдруг зарычал и с размаху вогнал кулак в стену туалета.

Где-то в кухне Валентина опять взвизгнула.

Телефон в руке Антона Павловича ожил и выдал сладенькую восточную мелодию. Мадам Чарская. Этой-то что нужно в такое время?

– Милый, Тошенька, ты мне рад? Мой карасик уплыл порезвиться, я несчастна и одинока, – промурлыкала Лариса в трубку.

– Лариса, меня тошнит от этой собачьей клички. И я, увы, от одиночества сейчас не страдаю, – холодно ответствовал Савельев, понимая, что Чарская обидится не на шутку. А он и не намеревался шутить: его и в самом деле доконали любвеобильные тётки.

– Что, Валечка на страже семейных устоев? – понимающе усмехнулась Лариса, и не думавшая обижаться. На такого мужика не обижаются, его безоговорочно принимают, холят, лелеют и не выпускают из цепких коготков. Уж кто-кто, а Чарская это прекрасно понимала.

Её умение терпеливо сглаживать острые углы устраивало Савельева, но не сейчас. А сейчас ему хотелось разругаться с холёной мадам в пух и прах. Ему было плохо, потому что плохо было Элке. Странная вещь: о проблемах сына он действительно даже не пытался задуматься. Игорь – взрослый человек и в состоянии отвечать сам за свои поступки. Надо было думать, прежде чем усаживаться пьяным за руль.

За руль! Вот оно, спасение на сегодняшний вечер! Антон освободил наконец туалет, схватив ключи от машины, от души хлопнул входной дверью и ушёл в ночь. «Туарег» Савельева послушно сорвался с места и помчался то по ярко освещённым улицам, то по тёмным окраинам. Ночной осенний воздух, струясь в салон сквозь полуопущенное стекло, приятно холодил разгорячённое лицо Вечно Второго. Теперь можно спокойно подумать обо всём. Здесь он сам себе хозяин.

Именно в тот момент Антон принял решение окончательно «завязать» со всеми своими женщинами. Вернее, почти со всеми. Он не мог позволить себе отказаться от Эльвиры.

17

Покинув осквернённую квартиру Светланы, Славик метнулся в единственное место в городе, где он смог бы почувствовать себя в безопасности. Вернее, пережить до смерти испугавшее его возвращение к реальности. Величко отправился к сестре-близняшке. Внезапное просветление в мозгу открыло ему жуткую истину: он едва не изнасиловал десятилетнюю девчушку! Что же теперь будет с маленькой талантливой Женькой? Оправится ли она от нанесённой ей моральной травмы, удастся ли спасти её волшебные ручки – ручки потрясающей пианистки?

Все эти мысли разом навалились на не защищённое спасительным безумием сознание Славы. Как быть дальше? Сдаться в милицию – его ведь наверняка будут искать?

Считал ли Слава, что заслужил наказание за совершённое им преступление? Нет. Ответ на этот вопрос был столь же однозначен, сколь и неправилен. Мужчина оправдывал себя по всем статьям, называя мотивом преступления любовь. Любовь всегда права – это догма. Но действуют ли догмы в таких случаях? Вот в этом-то как раз Слава не был уверен до конца.

Ольга открыла ему дверь, но на порог не пустила, перегородив вход.

– Что хотел? – Вопрос прозвучал холодно, словно сестра была кем-то чужим.

Слава сразу засомневался, примут ли его здесь так же безоговорочно, как прежде. А ещё он вспомнил жестокие слова Ольги, брошенные ему в лицо перед уходом из квартиры Светланы: «Ты мне больше не брат». Она назвала его то ли придурком, то ли ненормальным. Что ж, она оказалась права. Но ведь это не должно перечеркнуть доказанное годами родство их душ! Ведь они всегда держались друг за друга! Неужели и здесь его ожидает изгнание?

– Оль, я в беде. Спаси, Оленька, ведь мы – одно целое, ты не можешь забыть всё так быстро! Ты не такая! – сбивчиво взмолился Слава, решив, если понадобится, упасть на колени, ползти за ней сколько потребуется – и умолять, умолять…

– Ты всё-таки полез к ней, идиот? – отшатнувшись, прошептала Оля. В её чёрных глазах светилось неверие, и Славик понял, что она больше всего на свете хотела сейчас оказаться неправой. Придётся всё-таки её разочаровать…

– Всё гораздо хуже, чем я мог себе представить. Я просто посадил её к себе на колени и попросил сыграть на пианино.