Большую помощь нашей пехоте оказал 1220-й артиллерийский полк подполковника П. Г. Смирнова. В самый острый момент боя Смирнов вызвал отсечный огонь полка по контратаковавшей пехоте противника, а батарее лейтенанта Михаила Шефира приказал выйти на прямую наводку к кромке восточного берега реки Луга. Старший на батарее младший лейтенант Комаров с ходу открыл огонь по танкам противника. Завязалась дуэль между тремя фашистскими танками и четырьмя нашими гаубицами. В течение нескольких минут два танка противника были подбиты, но третий продолжал стрелять. В момент, когда младший лейтенант Комаров поднял руку, чтобы подать команду «Огонь!», он был сражен вражеским снарядом. Но командиры орудий не растерялись и самостоятельно подбили третий танк.

В итоге 1220-й полк огнем своих батарей уничтожил до батальона пехоты, три танка врага и подавил четыре минометные батареи, обеспечив 456-му стрелковому полку захват, а затем и расширение плацдарма на западном берегу реки Луга.

Не так уж часто приходилось нам, артиллеристам, в наступлении опережать пехоту. Однако на этот раз при освобождении Кингисеппа 1300-й полк вышел к восточному берегу реки Луга, разделяющей город на две части, раньше поддерживаемого им 401-го стрелкового полка.

В этих боях с самой лучшей стороны проявил себя личный состав батареи старшего лейтенанта Б. П. Никанорова. Стрелковые подразделения и батарея вместе со взводом управления 1-го дивизиона капитана Манакова выбили немцев из северной части города. Гитлеровцы вскоре обнаружили, что здесь у нас действуют небольшие силы, и, собрав до батальона пехоты, перешли в контратаку.

Немцы били с противоположного берега из орудий, танков, пулеметов и автоматов. Проволочной связи, по существу, не было: едва успевали связисты исправить повреждение, как вражеские снаряды и мины вновь рвали линию. Между наблюдательными пунктами и батареями имелась лишь радиосвязь. У рации сидел командир отделения сержант Петр Горохов. Он не спал уже несколько суток, устал до крайности, но крепился. Команды на батарею следовали одна за другой.

Однако противник продолжал наседать, подбрасывая свежие силы. Роте вражеской пехоты удалось вклиниться в наши боевые порядки и отрезать наблюдательные пункты артиллеристов. Три часа атаковали фашисты НП дивизиона Манакова и батареи Никанорова. Взвод вражеских автоматчиков подошел вплотную к наблюдательному пункту батареи и начал обстреливать его в упор. Наши артиллеристы огнем из автоматов и гранатами отбивали атаки гитлеровцев. Жарко пришлось Борису Павловичу Никанорову. Он готовил данные, а потом брал автомат и вместе со своими разведчиками и связистами отражал контратаку немцев.

Сержант Петр Горохов без конца посылал в эфир: «Ясень»... «Ясень»... Я — «Клен». «Ясень» молчал. И вдруг отозвался. Заговорила рация огневой позиции батареи. Радист стал передавать команды.

От залпов гаубиц ходуном заходила земля. Густой дым затянул все вокруг. Когда канонада стихла, сержант Петр Горохов стряхнул с себя комья мерзлой земли. Жив! Он приподнялся, оглядел притихшее поле боя. Но в эту минуту какой-то раненый гитлеровец в упор выстрелил в него...

— Берегите... рацию... — еле слышно сказал Горохов подбежавшему к нему связисту. Это были его последние слова.

А в это время подразделения 401-го стрелкового полка вышли к восточному берегу реки Луга и, поддерживаемые огнем 1300-го полка, с ходу преодолели ее по льду и захватили плацдарм на западном берегу.

В ночь на 1 февраля соединения 109-го стрелкового корпуса, сопровождаемые огнем 18-й артиллерийской дивизии, сломили сопротивление противника и овладели городом Кингисепп. Части корпуса, не встречая серьезного сопротивления немцев, стремительным броском продвинулись до реки Нарва. Гитлеровцы отошли в юго-западном направлении и заняли заранее подготовленный рубеж обороны.

...На берегу Луги кипела работа. Саперы строили свайный мост, так как тонкий лед не давал возможности переправить артиллерию через реку. Пока сооружался мост, бригада сосредоточилась на северо-восточной окраине Кингисеппа. Приводили в порядок автотранспорт, материальную часть гаубиц, стрелковое оружие, приборы наблюдения; отсыпались, мылись в бане. Мы с Г. С. Маркухиным, В. И. Дуданцом и М. Д. Беловым были приглашены подполковником Шейниным попариться. Баня оказалась на редкость чистая и просторная, а пар какой-то особенный. Великая вещь во фронтовой жизни — баня с парком! Усталости как не бывало, будто лет десять сбросили.

Попарившись в бане и плотно поужинав, мы вышли на улицу. Дома стояли с распахнутыми настежь дверьми, чернея провалами окон без единого стекла. Попадалось много исковерканных немецких орудий, обгоревших автомашин. В разных концах города еще полыхали багровые зарева пожаров... В тишине отчетливо слышалась негромкая песня. Сейчас, после грохота, после яростного напряжения боя, эта простая мелодия звучала как-то особенно трогательно, задушевно, она как бы связывала нас с родным домом...

— Мои орлы поют, — заметил Л. И. Шейнин. — Штабная батарея.

— И в бою герои, и на отдыхе молодцы, — проговорил начальник политотдела Г. С. Маркухин. — Зайдем?

— Встать! Смирно! — раздался громкий голос старшего сержанта Сапожникова, едва мы переступили порог. Рослый, с добродушным выражением широкого раскрасневшегося лица, он торопливо застегивал воротник гимнастерки.

— Вольно, — скомандовал я. — Отдыхайте, товарищи.

В низкой комнате неярко горело несколько фронтовых «люстр» — больших коптилок из снарядных гильз. Одни артиллеристы чистили оружие, другие подшивали подворотнички, несколько солдат рассматривали маленькую, видно из школьного учебника, карту. Командир отделения разведки старший сержант Саша Хрущ, примостившись у подоконника, писал письмо. И все выглядели свежими, повеселевшими.

— Ну как, попарились? Смыли порох?

— Так точно, товарищ полковник! — раздалось сразу несколько голосов.

Командир отделения связи сержант Коля Шурыгин добавил:

— И по «наркомовской норме» получили. Полный порядок!

Неловкость первых минут прошла. Сама собой завязалась беседа о прошедших боях, о Ленинграде, о том, как живут родные и близкие в тылу.

— Старший сержант, ты хоть бы чайком угостил гостей, — надоумил кто-то из солдат. — Или печеной картошкой.

— И верно, товарищ полковник, хотите печеной картошки? — встрепенулся Сапожников. — Королевская еда!

Мы с удовольствием согласились. Сдули золу, неторопливо покатали картошку в ладонях, счистили подгоревшую кожуру, немножко посолили и с большим наслаждением отведали.

— Ничего нет вкуснее! — заметил Дуданец. — Приду в штаб, дам задание ординарцу напечь картошки.

Побывали мы и в батареях старшего лейтенанта В. И. Горелика и капитана Н. М. Иващенко. 

В тот же вечер мы с командирами полков и их штабами подвели итог боевой деятельности нашей бригады. В боях за Кингисепп она подавила 24 минометные батареи и 18 многоствольных минометов, дважды открывала сосредоточенный огонь по контратакующей вражеской пехоте и танкам.

Офицеры бригады, анализируя деятельность дивизионов и батарей, провели