Шрифт:
Закладка:
Те, кто упорно оперировал синюшных младенцев и в конечном счете преуспел в кардиохирургии, имели психопатические наклонности. Могла ли кардиохирургия развиваться в Европе? Возможно, но к этому вела долгая дорога, по которой мне суждено было пройти с ранних лет. Мои уникальные способности позволили мне преодолеть этот путь.
У большинства людей ведущим является левое полушарие мозга, что делает их правшами и управляет их языковыми навыками. Правое полушарие, в свою очередь, отвечает за ориентацию в пространстве, творчество и эмоциональные реакции. Мне же достался причудливый мозг. Я обошел стороной латерализацию[21], из-за чего оба моих полушария стали доминантными. Это сделало меня амбидекстром[22]. Хотя я был преимущественно правшой из-за требований в школе, я мог держать ручку, кисточку, а затем и хирургические инструменты обеими руками. Я накладывал швы правой и левой рукой одинаково хорошо. Я бил по мячу для регби левой ногой и играл в крикет правой рукой.
Будучи абсолютно безнадежным в изучении иностранных языков, я обладал врожденной способностью визуализировать мир в трех измерениях. Ловкость рук в сочетании с хорошим пространственным воображением сделали меня компетентным художником и прирожденным хирургом. Я писал сталелитейные заводы, освещавшие ночное небо родного Сканторпа, ярко-красные закаты, целующиеся парочки под газовыми фонарями и угрюмые лица металлургов после долгого дня работы за прокатными станками. Это было необычно для мальчика-подростка, но люди с двумя ведущими полушариями всегда отличаются.
Те, кто упорно оперировал «синих» младенцев и в конечном счете преуспел в кардиохирургии, имели психопатические наклонности.
Позднее такие врожденные навыки позволили мне разрезать человеческое тело, а затем накладывать каждый стежок в нужном месте. Я безошибочно делал все с первого раза. Точность движений ведет к экономии времени. Я без особых усилий быстро справлялся с работой, хотя руки мои никогда не двигались торопливо. Разумеется, я не знал о своем даре, пока не стал хирургом. Со временем я понял, что продолжительность операции имеет первостепенное значение в кардиохирургии: чем короче процедура, тем быстрее восстанавливается пациент.
В школе я был известен как замкнутый творческий парень, который хотел стать врачом. Однако я не обладал выдающимся умом и не мог гарантировать себе место в медицинской школе. Блестящие ученики преуспевали в математике и физике, но мне эти предметы давались с трудом, хотя я был хорош в биологии и неплох в химии. В конечном счете именно мое желание сбежать от старых улиц и домиков с террасами привело меня к изучению медицины в Лондоне. Я был не в своей тарелке, но надеялся когда-нибудь стать кардиохирургом.
Именно желание вписаться в окружение подтолкнуло меня к тому, чтобы играть в регби и пить пиво. У меня оказались все необходимые навыки, чтобы пинать и бросать мяч дурацкой формы. Я, признаться, был весьма неплох в игре и быстро превратился из невежественного новичка на задней линии в игрока первой линии. Регбийные матчи между командами различных лондонских больниц были особенно жесткими. Во времена их расцвета в конце 1960-х годов игрок из больницы Гая был капитаном сборной Англии, а легендарный защитник Дж. П. Р. Уильямс играл за больницу Сент-Мери (St Mary’s Hospital). Генерал Джордж С. Паттон однажды сказал: «Я измеряю успех человека не по тому, как он поднимается, а по тому, как высоко он подпрыгивает, упав на дно». Как крайний нападающий я попытался атаковать Уильямса во время Больничного кубка в Ричмонде и ощутил на себе град ударов за свои усилия. Хотя мои ребра были в синяках, а нос разбит, я все же добился успеха.
Я накладывал швы правой и левой рукой одинаково хорошо.
Самая серьезная моя травма была впереди. Я получил ее во время регбийного матча в Корнуолле, когда оканчивал второй курс. У меня не сохранилось абсолютно никаких воспоминаний о произошедшем, поэтому мне обо всем рассказали позднее. У нас была схватка с командой здоровенных корнуоллских фермеров на грязном ветреном поле в Пенрине. Я с невиданной силой отразил нападение противоположного игрока, за которым незамедлительно последовала ответная реакция. Вдруг мяч вышел из зоны схватки, и игроки ринулись за ним. Я остался лежать без сознания лицом в луже после целенаправленного удара бутсой по голове. Прошло немало времени, прежде чем «заботливые» студенты-медики подбежали ко мне, и я уже успел посинеть.
У большинства людей ведущее полушарие мозга – левое, что делает их правшами и управляет языковыми навыками. Правое полушарие отвечает за ориентацию в пространстве, творчество и эмоциональные реакции.
Когда я снова пришел в себя, то увидел тусклую лампочку, которая показалась мне ярче солнца. Вокруг меня стояли такие же тусклые члены команды нашей медицинской школы, готовые отвезти меня из больницы в бар на каталке. Как и в боксе, нокаут не был редкостью в студенческом регби, и у нас в планах было хорошенько напиться и начать распевать песни. Уезжая на матчи, мы всегда следовали традиции развлекать местных деревенщин бессмысленными похабными песенками, известными только лондонским студентам. Место, где мы жили, находилось далеко в Сент-Айвсе, поэтому, несмотря на адскую головную боль и световое шоу, напоминавшее новогодний салют над Темзой, мне пришлось присоединиться к своим товарищам.
На следующее утро меня было трудно разбудить. Мой добрый друг Стив Нортон слегка потряс меня, а меня в ответ вырвало ему на ноги. У меня болела голова, и зимний свет обжигал мне глаза (светобоязнь была сильнейшей), поэтому я нырнул обратно под одеяло. Через полчаса пришел местный врач. Он был хорошим старомодным доктором, который измерил мой пульс и давление, а затем попытался осмотреть мое глазное дно офтальмоскопом. Этих трех манипуляций вполне хватило. У меня оказались проблемы: пульс слабый, кровяное давление высокое, диски зрительных нервов отекшие. Кроме того, под обоими глазами у меня расплылись синяки в форме запятой. Все указывало на травматический отек мозга, которому отнюдь не пошло на пользу вчерашнее пиво. Врач отругал моих невежественных товарищей по бригаде, вызвал скорую помощь и направил меня в неврологическое отделение больницы Труро (Truro Hospital), что означало конец моей веселой поездки, и,
