— Как египтолог и социальный историк я предпочитаю избегать дат и склонна рассматривать эти события в перспективе longue durée [длительный период времени], а длительность падения (Рима) — самая интересная и существенная черта данного процесса. Определяя дату коллапса, назначая ее искусственно, мы уничтожаем этот процесс. Избежав этого, мы лучше поймем, сколько времени заняли изменения и что они означали для людей, живших в тот переходный период.

Часто нам приходится гораздо дальше оглядываться назад, чтобы увидеть истоки того или иного события, и на примере этого долгого, затянувшегося процесса мы начнем понимать, что испытывали переживавшие его люди. Как этот коллапс повлиял на обычного человека, жившего в Западной Римской империи? Однозначного ответа на этот вопрос не существует, поскольку переживаемый опыт зависел от социально-экономического статуса, этнической принадлежности, географического положения в империи, пола и других особенностей человека. Западная Римская империя тянулась по всей западной половине Средиземноморья, от Албании до Испании и на восток почти до Египта. На окраинах империи упадок мог ощущаться по-иному. Человек, проживавший на окраине Империи, имел совсем иную степень ежедневного взаимодействия с Римом, чем житель столицы. Философ Синезий Киренский, писавший в 408 году н. э., рассказывает о гражданах, живших на отшибе империи, в Ливии: «Без сомнения, люди знают, что император жив, поскольку каждый год нам напоминают об этом сборщики налогов; но кто такой этот император, нам не очень ясно. Среди нас есть те, кто полагает, что Агамемнон, сын Атрея, до сих пор царь»{61}. В то время императором Западной Римской империи был Флавий Гонорий, и комментарий Синезия наводит на мысль о разрыве народа с империей и о том, что их связывало лишь прагматичное взаимодействие, например сбор налогов.

Для многих людей повседневные дела были важнее, чем изменения, происходящие на каком-то ином уровне. Вот мнение Куни на этот счет:

— В некотором смысле, когда вы говорите о низах общества, эти низы влияют на все и ни на что. Потому что низы общества вынуждены держаться. Они должны заниматься сельским хозяйством. Они должны производить. Для низших слоев общества в промышленно развитом Риме, в городском контексте, где сам город может быть непригоден для жизни с точки зрения водоснабжения или канализации, этим людям пришлось переехать. Им пришлось искать других покровителей, другое всё. У них не было иных средств прокормиться.

Что плохо для одной группы, может быть хорошо для другой, и у человека, жившего по соседству с другими группами, могли иметься во время коллапса такие варианты, каких не было у того, кто находился в центре империи. Но было бы неверно присваивать любому из этих событий положительного или отрицательного значения. С одной стороны, крах системы может привести к большим страданиям, а может открыть возможности для тех, кому было отказано в них ранее. Процесс восстановления сложен и способствует появлению новых возможностей, новых стратегий и даже новых технологий для некоторых групп населения.

Как и на примере цивилизации майя, мы видим, что закат и падение Западной Римской империи представляли собой сложный, длительный и вызванный рядом причин процесс. И это был вовсе не полный крах, какой мы привыкли наблюдать в современных книгах и фильмах. Остались и люди, и многие фрагменты политической и социальной системы. Это изменение не повлекло за собой долгие «темные века»; фактически, последующий после коллапса период с VI по X века н. э. не был для региона особенно «темным». Сосредотачивая внимание лишь на том, что было утрачено, мы искажаем наше восприятие события.

Последний из трех примеров, которые я здесь рассмотрю, а именно события в восточной части Северной Америки с XV по XVIII век, задокументирован гораздо подробнее остальных. Европейцы прибыли в эти регионы в XV и XVI веках, и у нас имеются рассказы о встрече и о том, как развивались события. В других случаях, когда болезни завоевывают территорию быстрее колонизаторов, документации не существует, и археологические данные становятся основным источником, позволяющим осознать масштабы изменений, произошедших в первые столетия после прибытия европейцев в Америку. Для большей части населения это был истинный апокалипсис. Погибло столько людей, как никогда в истории. Пожалуй, единственное, что можно сравнить со столь разрушительным апокалипсисом, так это порабощение 12 млн человек в Северной и Южной Америке, начавшееся почти сразу после прибытия европейцев и длившееся более 300 лет. Мы знаем, что масштабные бедствия, вызванные европейскими болезнями, коренным образом изменили жизнь индейских племен, и практически ничто не осталось неизменным. Даже в менее разрушительных событиях, таких как пандемия Covid-19, мы видим, как наше взаимодействие становится причиной значительных изменений.

Жизнь менялась, но люди упорствовали, их стойкость в сохранении своих традициий поразительна. Индейцы выжили. Безусловно, они изменились, но сберегли старые традиции, создали новые. Как и майя, коренные народы восточной части Северной Америки никогда по-настоящему не исчезали; их культура сохранилась. Даже в условиях почти полного краха, который больше всего похож на воображаемые нами апокалиптические события, происходило вовсе не то, что мы представляем в своих популярных повествованиях. Люди разбредались, но продолжали существовать в качестве групп в общинах, продолжали заниматься сельским хозяйством и торговать. Даже в разгар катастрофы они не прекращали взаимодействовать со сложным, хаотичным и меняющимся миром, в котором жили. Простая, беззаботная жизнь, которую мы представляем в фантазиях и в которой мы остаемся наедине с избранной группой, не была реальностью, даже в ситуации массового демографического коллапса, когда в течение ста лет погибло 90 % населения. Эта депопуляция была настолько велика, что уничтожила 10 % людей на планете и охладила Землю{62}.

К середине XVIII века количество индейцев сократилось примерно до 6 млн, то есть изначально население составляло более 60 млн человек. Численность популяции сокращается по многим причинам, в том числе из-за снижения рождаемости. Однако в данном случае большинство людей умерло во время эпидемий, пронесшихся через тот или иной район. То, что произошло с коренным населением Америки, можно твердо назвать апокалипсисом, и непосредственной причиной катастрофы стала болезнь. Но этот процесс радикально отличался от большинства описаний вспышек болезней, которые мы рассматривали ранее{63}.

Я пишу эти строки в разгар пандемии Covid-19. Она унесла много жизней и сильно изменила нашу реальность, но уровень смертности от нее экспоненциально ниже, чем у индейских племен в XVI–XVIII веках. Даже с сегодняшним опытом я не могу представить себе что-то столь драматичное. Я преподаю в небольшом колледже-интернате в Кентукки. Большинство студентов живут в кампусе, и я спросил у