Экипаж отъехал. Неро, огромный черный ньюфаундленд, побежал рядом. Солнечные лучи проникали сквозь самую густую листву деревьев и блестели на крупе пегого жеребца, чьи копыта глухо ударяли по влажной песчано-глиняной дороге.

Когда перед их глазами появились разрозненные сооружения фермы Базби, Августа сказала Эрнесту:

– А теперь – ни слова о темнокожих. Не забудь.

– О темнокожих, черт возьми! – отозвался Эрнест. Времени отругать его не оставалось. Все выбрались из экипажа.

II. Гости

– Этот малыш мог бы порядком надоесть, но пока он довольно мил, – заметила Люси Синклер, обращаясь к мужу.

– Он, безусловно, хорошенький, – согласился Кертис Синклер.

Каждый из них обратил свой усталый взгляд на маленького Филиппа, который расположился поблизости на траве и старательно строил из кубиков домик. У него только получалось положить один кубик на другой, но он сосредоточенно нагромождал их и решительно надувал свои детские губки.

– Он обожает папу, – продолжала Люси.

– Вот уж типичный англичанин. – В тоне ее мужа слышалось как восхищение, так и недовольство. – Упрямый, самонадеянный тип.

– Эти люди, – возразила она, – наши друзья, и нам сказочно повезло, что попали сюда.

– Они – сама щедрость, – согласился он. – Утром Уайток сказал мне: «Будьте здесь как дома – и вы, и миссис Синклер, и слуги, – пока война не закончится».

Она вытащила кружевной платок и промокнула глаза.

– Что же с нами будет? – всхлипнула она.

Малыш оторвался от кубиков и подошел к ней. Потрепал ее по коленке:

– Бедная тетя. Не плачь.

Она погладила его белокурые локоны.

– Какой ты милый малыш. Нет, я не буду плакать. Буду смелее, тебе на радость.

Ее муж положил руку на ее второе колено. Рука была необыкновенно красива. Особенно ее всегда восхищал большой палец. Почти такой же длины, как и другие пальцы, он был идеально закруглен и с лункой на ногте. Она перевела взгляд с руки на его бледный профиль, с профиля – на сильную коренастую фигуру с заметным горбом. Он был горбуном и из-за своего физического недостатка не смог остаться на Юге и сражаться за свою страну, а уехал в Канаду, как и его слабая здоровьем жена, надеясь, что сможет как-то повлиять на судьбу Юга. Вывезти Люси из страны было необходимо в любом случае. Теперь он был разорен, но по-прежнему считал себя независимым плантатором с Юга.

Синклеры и Уайтоки познакомились незадолго до Гражданской войны в Англии, где отдыхали Филипп и Аделина. Их знакомство быстро переросло в дружбу. Пары притягивало друг к другу из-за ярких различий между ними: Синклеры были типичными каролинцами, а Уайтоки – англичанином и ирландкой. Уайтоки пригласили Синклеров приехать к ним в Канаду, но визит состоялся только сейчас, при трагических обстоятельствах.

С их приезда прошло три дня. Синклерам все казалось странным, таким северным, но приветливым, от семьи Уайтоков веяло здоровьем и добродушием. Дни стояли теплые, ночи – прохладные. Они спали на пуховой перине, на огромной кровати под балдахином. Это отдаляло их от мыслей о развалинах собственного дома, от всего того, к чему они были привычны. Они привезли с собой трех рабов, так как считали, что не могут обходиться без них. Та, что была личной горничной Люси Синклер, была симпатичной мулаткой. В обязанности второй входило готовить еду, и она уже начала ругаться с кухаркой Уайтоков. Третьим был мужчина, молодой здоровый афроамериканец.

– Сейчас опять позовут пить чай, а ведь я вполне могла бы обойтись без него. Ах, это вечное чаепитие! – заметила Люси Синклер, обращаясь к мужу.

Тот сочувственно крякнул.

– Потише, Люси, – предостерег он. – По-моему, даже ребенок прислушивается к твоим словам.

Маленький Филипп неодобрительно смотрел на них своими голубыми глазами. Вот-вот заплачет. Люси нагнулась к нему, будто любуясь возведенным им домом из кубиков.

– Как красиво! – воскликнула она и захлопала в ладоши.

– Скажи спасибо, Люси, что мы здесь. Дай Уайтокам понять, что ценишь их доброту. Вон Филипп идет. Наверное, жаждет выпить три чашки чая со сконами[2] и ежевичным джемом. Люси, улыбайся.

Ее не надо было просить дважды. При виде красавца-блондина Филиппа Уайтока довольная улыбка сама собой появлялась на лице любой женщины.

– Надеюсь, миссис Синклер, вам лучше, и вы не прочь выпить крепкого чая, – начал он. – Говорят, он ждет нас в столовой.

Восхищенным взглядом он проследил за тем, как она поднялась и расправила на юбке складки. И отвел глаза от безобразной спины Кертиса Синклера. Тут на улицу выбежала няня. Она схватила издавшего недовольный крик малыша и унесла его в дом.

Возле накрытого к чаю стола собрались Аделина Уайток и трое старших детей: Августа с длинными темными локонами и густой челкой на высоком лбу, замкнутая девочка-подросток; следующим по возрасту был пылкий Николас с красивыми темными глазами и волнистыми волосами. В его облике угадывалась смелость и чувство собственного достоинства, даже самоуверенность, но и благовоспитанность. Голубоглазый и светловолосый Эрнест был на два года младше брата. Казалось, Аделина сознательно постаралась вместе с детьми предстать перед гостями в виде живописной группы.

– Мой выводок, – сказала она, – здесь все, кроме малыша. Они на несколько дней уезжали к друзьям. Я подумала, так вам будет легче устроиться – зная, как сильно вы устали.

Синклеры поздоровались с детьми с церемонной учтивостью, что было очень лестно. Николас весь подобрался, как положено мужчине. Эрнест радостно улыбнулся. Августа, опустив глаза, хранила выражение неопределенности. Она не могла решить, нравятся ей эти рабовладельцы или нет. Хотя они гости ее отца, в доме, где она только что гостила, высказывались против них. Но как прекрасна эта женщина и как элегантно одета! Августа хоть и смотрела в пол, но не упустила ничего важного.

– Слава богу, – воскликнула Люси Синклер, – у меня нет детей, которые бы унаследовали трагизм нашей жизни! Я бы этого не перенесла.

Муж решил разрядить напряжение, вызванное ее эмоциональным всплеском.

– Наверное, все дети родились здесь, в «Джалне»? – предположил он.

– Вообще-то нет, – сказал Филипп. – Дочь родилась в Индии, где стоял мой полк. Я продал свой чин. Сначала мы поплыли в Англию и Ирландию, чтобы повидаться с родней, а уже оттуда – в Канаду.

Аделине Уайток было несвойственно позволить кому-то превзойти себя в выражении чувств. И теперь, приняв позу трагической актрисы, она ударилась в воспоминания о путешествии.

– Это было душераздирающе! – воскликнула она. – Прощаясь с родными в Ирландии, мы боялись, что больше никогда не увидимся. Отец, мать, мои дорогие братья – все рыдали. А потом начались тяготы плавания. Наша няня-туземка умерла, ее похоронили прямо в море.

– А мне надо было качать младенца!