— А кто делает все эти штучки, скажи на милость?

Я с досадой отмахнулся:

— Кузнец Логин из Тембло. Он ковал их специально под мой заказ.

Я мог назвать имя, абсолютно не беспокоясь о его безопасности. Я знал, что Волк С Тысячей Морд никогда зря не подставит свою жизнь под удар.

И впрямь, он отошёл от птицы и задумчиво промолвил:

— Спасибо, что сказал. Буду обходить десятой дорогой двор кузнеца Логина, если меня занесёт в это чёртово Тембло. Взять его, ребята.

Фолм и Макхам рванулись вперёд, и я взмахнул своей боевой цепью. Фолм перекатился через лопатки, а Макхам, как обычно, замешкался. И шипованный шар на конце моей цепи раздробил ему голову.

Фолм замахнулся мечом, но я стегнул цепью ещё раз, и её кончик, обвившись вокруг рукояти, вырвал оружие из его рук. Клинок моментально исчез, рукоять я отбросил в сторону. Через секунду Фолм погиб. Моя цепь скована таким образом, что каждое следующее звено более плоское и более острое, чем предыдущее, так что на конце это уже хлыст из отточенных лезвий. Ещё на конец цепи надевается железный шар, чтобы удар был тяжелее. Его можно снять, но сегодня я этого не сделал.

Волк С Тысячей Морд зарычал. В отличие от него, у его людей не было никакой форы на убийства, и теперь они умерли насовсем.

Он прыгнул, низко, стелясь над землёй, и полоснул Коня по ногам. Конь взвился свечой, одна из спиралей в узоре закрутилась туже, а раны на ногах мгновенно затянулись. Существует поверье, что мой конь падёт лишь тогда, когда узоры сплошным ковром скроют его шкуру; до тех же пор он неуязвим, и каждый шрам лишь добавляет богатства рисунку.

Мы кружили по поляне, и я едва успевал отбиваться цепью. Волк С Тысячей Морд был куда крепче своих ныне мёртвых помощников, и мы дрались всерьёз. Затем мне повезло, и цепь, обмотавшись ему вокруг шеи, перерезала его горло. Он упал, и палые листья вокруг сразу же запылали. Я подхватил цепь, и мы полетели во весь опор дальше, получив передышку до утра. Я оглянулся лишь раз. Волк С Тысячей Морд пылал, и горели листья вокруг него, чтобы он вскоре вышел возрождённым из собственного погребального костра.

Когда мы играли в карты у него в саду, я проиграл ему довольно много раз. Мы играли на форы, и в конце первого этапа у него оказалось куда больше фор на смерть от моей руки, чем у меня — от его. Но что поделать; серия проигрышей была частью моего плана, необходимой, чтобы выманить его на большую игру.

Потом, когда он поставил на кон своё сокровище, я сжульничал, используя другую технику, чем он, и выиграл. Он ничего не заметил поначалу, будучи расстроен проигрышем. Знаете, грыз землю, катался на спине и всё такое. Я не дал ему опомниться, подхватил выигрыш и был таков.

Потом, видимо, придя в себя, он что-то заподозрил, начал вспоминать партию, и понял, что я его обманул. У него своеобразное понятие о честности, и он в самом деле и слова бы мне не сказал, надуй я его тем же способом, каким он всё время пытался надуть меня. Мой же поступок он посчитал за оскорбление, и взвился в погоню.

Теперь я убегал от него, стараясь как можно скорее добраться до дому. Пока мне везло, и при таких делах он мог догонять меня не чаще четырёх раз в сутки. Но фокусы в мешке у меня кончились, а цепь, хоть и серьёзное оружие, против Волка С Тысячью Морд была слабовата. Да к тому же, если бы он убил меня, ему не надо было бы никуда скакать. Он мог спокойно дожидаться моего воскрешения, греясь у костра, чтобы попытать счастья снова. А меня от роковой черты отделяло куда меньшее количество смертей, чем его.

Поэтому мы с Конём старались покрыть до утра как можно большее расстояние. Мы покинули Кератас, проскочили Навейский мост, кощунственное строение из рёбер дракона; спугнули стаю светящихся птиц у какого-то болота; пересекли вброд реку Дилак, разгоняя некрасивых разжиревших сирен с крашенными волосами; и наконец выбрались на широкую дорогу, что вела в Зелёную Аламейду, где во всех семьях рождалось лишь по одному ребёнку. Страж-У-Ворот, отупевший от трёхсот лет охранной работы без отдыха, даже не заметил нас; призраки в оставшихся слева Зелёных Башнях дули в призрачные трубы, пытаясь привлечь внимание, но никто, конечно, их не слышал. В общем-то, всё шло как обычно в этих краях.

Мы продолжали скачку, надеясь затемно покинуть Зелёную Аламейду, ибо у Волка С Тысячей Морд могли быть здесь союзники. Джуд фон Плейн, хозяин здешнего края, был любитель поиграть в карты.

Но по всему было видно, что мы не успеем. Нас пытались остановить бродяги, чтобы продать ворованных коней. Нас пытались остановить какие-то девушки в коротких одеждах. Нас пытались остановить вежливые молодые люди, чтобы спросить время и денег на дорогу до дома.

Мы, конечно, не остановились, но времени потеряли довольно. Ночь складывалась не в нашу пользу, и меня одолевали нехорошие предчувствия.

В конце концов взошло солнце, и Волк С Тысячью Морд догнал меня снова. Он хотел вышибить меня из седла, но я пригнулся как мог низко, и он пролетел у меня над головой. Потом он остановился и развернулся, и мы тоже остановились.

— Нет, ты всё-таки негодяй, — сказал Волк С Тысячью Морд, тяжело дыша. — Какой чёрт дёрнул тебя убивать Макхама?

— Но ты же не стал бы мешать им убивать меня? — поинтересовался я, делая ударение на последнем слове. Волк С Тысячью Морд (теперь у него было десятка два голов, морды на которых всё время менялись) помолчал, поскрёб лапой бок под шёлковым халатом, а затем заявил, что я сам виноват.

— Но послушай, — ответил я, — как можно обвинять меня в нечестном выигрыше, если любой посторонний наблюдатель вообще не засчитал бы нашу игру! Во имя Чётных и Нечётных Богов! Мы ведь мухлевали оба!

— Я! Уже! Объяснял! — заорал Волк С Тысячью Морд, подпрыгнув на месте. — Ты мошенник, и сам это знаешь!

Я не стал спорить. Я и впрямь отлично знал, что смошенничал не по правилам, но, чёрт возьми, ведь выигрыш того стоил! Ни у кого больше не было такого чудесного сокровища, как то, что я вёз за спиною, в хрустальном футляре и кожаном чехле. Я представил, как привезу его домой, и довольная улыбка появилась