– Насколько я понимаю, все в порядке? В какой больнице?

– Что-то типа… Я не записала… В Мидлсексе или… Где-то далеко. Не знаю, где толком.

Ли сжимает руки Шар.

– Слушайте, я не вожу машину… но…

Ли смотрит на часы. Без десяти пять.

– Может, подождете минут двадцать? Если я сейчас ему позвоню, он сумеет… или, может, такси…

Шар вытаскивает руки из рук Ли. Она прижимает костяшки пальцев к глазам, выдыхает полной грудью: паника прошла.

– Я должна быть там… никаких цифр… ничего… никаких денег…

Шар зубами отрывает кусочек кожи с правого большого пальца. Выступает капелька крови и сворачивается. Ли снова берет Шар за руки – теперь запястья. Вытаскивает ее пальцы изо рта.

– Может быть, Мидлсекская? Название больницы, а не места. По пути в Эктон, да?

Лицо девушки задумчивое, глуповатое. Тронутое, говорят ирландцы. Может быть, она тронутая.

– Да… может… да, нет, да, именно. Мидлсекская. Так.

Ли выпрямляется, достает телефон из заднего кармана, набирает номер.

– Я БУДУ У ВАС ЗАВТРА.

Ли кивает, а Шар продолжает, словно и не замечая, что Ли куда-то звонит.

ОТДАМ ДЕНЬГИ. ПОЛУЧУ МОЙ ЧЕК ЗАВТРА, О’КЕЙ?

Ли подносит телефон к уху, улыбается и кивает, дает свой адрес. Изображает чашку чая. Шар этого не видит. Шар смотрит на цветущую яблоню. Она отирает слезы с лица грязным рукавом. Ее пупок – плотный узел вровень с кожей живота, пуговица, вшитая в подушку дивана. Ли повторяет собственный номер.

– Порядок.

Она поворачивается к столику, берет свободной рукой чайник, чуть не роняет, потому что предполагала, что он пуст. Немного воды проливается. Она возвращает чайник на плитку и остается там, где стоит – спиной к гостье. Здесь нет места, чтобы нормально стоять или сидеть. Перед ней на длинном подоконнике, который тянется вдоль комнаты, некоторые вещи из ее жизни: фотографии, всякие безделушки, прах отца, вазы, растения, травы. В окне отражение Шар подводит маленькие голени к сиденью стула, обхватывает руками щиколотки. Волнение было менее неловким, более естественным, чем это. Эта страна не годится для того, чтобы подавать чай незнакомому человеку. Они смотрят друг на друга в стекле. Есть добрая воля. Сказать им друг другу нечего.

– Достану чашки.

Ли называет все свои действия. Она открывает шкаф. Там полно чашек; чашки на чашках, на чашках.

– Хорошее место.

Ли слишком быстро поворачивается, делает руками неуместные движения.

– Не наше… мы снимаем… наше только это… наверху две квартиры. Общий сад. Это муниципалитет, так что…

Ли разливает чай, а Шар оглядывается. Нижняя губа выпячена, голова едва заметно кивает. Она напоминает агента по торговле недвижимостью. Теперь она подходит к Ли. На что тут смотреть? Мятая фланелевая рубашка в клетку, шорты – бывшие джинсы с неровно отрезанными штанинами, ноги в веснушках, босые – нелепая фигура, может, бездельница, которая может себе это позволить. Ли складывает руки на животе.

– Мило для муниципального дома. Много спален, и всякое такое?

Губа по-прежнему оттопырена. От этого она глотает звуки. С лицом Шар что-то не так, замечает Ли, ее смущает то, что она это заметила, и она отворачивается.

– Две. Вторая – просто коробка. Мы типа используем ее, как…

Шар тем временем начинает копать совсем в другую сторону; она медленнее Ли, но она теперь здесь, они здесь вместе. Она тычет пальцем в лицо Ли.

– Постойте… вы ходили в Брейтонскую?

Она, возбужденная, опускается на стул. Вероятно, что-то не так.

– Клянусь, когда вы говорили по телефону, я думала: я вас знаю, вы ходили в Брейтонскую!

Ли усаживается на стол и называет ей даты. Шар переполнена хронологией. Она хочет знать, помнит ли Ли, когда было затоплено научное крыло, помнит ли, как Джейк Фаулер сунул голову в тиски. По отношению к этим координатам, словно это даты высадки на Луну и смерти президентов, они определяют собственное время.

– На два года раньше вас, верно? Как, вы говорите, вас зовут?

Ли борется с крышкой коробки от печенья.

– Ли. Ханвэлл.

– Ли. Вы ходили в Брейтонскую. Встречаетесь еще с кем-нибудь?

Ли называет имена с их краткими биографиями. Шар ритмично постукивает пальцами по скатерти.

– Вы долго были замужем?

Настроение в глазах Шар изменилось, их заволокли тучи страдания.

– Слишком долго.

– Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонила? Вашему мужу?

– Не… не… он там. Не видела его два года. Он злой. Буйный. Проблемный. Много проблем. В голове и вообще. Руку мне сломал, ключицу, колено, лицо мое гребаное разбил. По правде говоря…

Дальнейшее говорится слегка в сторону, со смешком, похожим на «ик», и неразборчиво.

– Насиловал меня, и все такое… это было безумие. А, ладно.

Шар отодвигает стул и идет к задней двери. Смотрит на сад, на засушенный желтый газон.

– Я так виновата.

– Это не ваша вина! Забудьте вы об этом.

Ощущение абсурда. Ли засовывает руки в карманы. Крышка чайника начинает подпрыгивать.

– Откровенно говоря, я бы солгала, если бы сказала, что это легко. Это было трудно. Но. Все позади, понимаете? Я жива. Трое детей! Младшей семь. Так что какая-то польза от этого была, вы меня понимаете?

Ли кивает на чайник.

– Дети есть?

– Нет. Только собака, Олив. А она сейчас у моей подружки Нат. Натали Блейк. Вообще-то, в школе она была Кейша. А теперь Натали Де Анджелис. Моих лет. У нее была здоровенная прическа афро…

Ли изображает атомный гриб у себя за головой. Шар хмурится.

– Да. Самодовольная. Кокосовый орех[2]. Много о себе думала.

На лице Шар появляется презрительное выражение. Ли говорит в него:

– У нее дети. Живет вон там, шикарное местечко, в парке. Теперь адвокат. Барристер. Какая между ними разница? Может, и никакой. У них двое детей. Дети любят Олив. Так собаку зовут – Олив.

Она просто произносит предложения, одно за другим, они не кончаются.

– Вообще-то, я беременна.

Шар прислоняется к стеклу двери. Закрывает один глаз, устремляет взгляд на живот Ли.

– Ой, это еще только начало. Самое. Вообще-то, я сама только сегодня утром узнала.

Вообще-то вообще-то вообще-то. Она воспринимает откровение спокойно.

– Мальчик?

– Нет, я говорю, так далеко я еще не зашла.

Ли сильно краснеет. Она говорит о деликатном, незаконченном предмете. О предмете, который она не собирается заканчивать.

– Ваш мужчина знает?

– Я делала тест сегодня утром. А потом пришли вы.

– Молитесь о девочке. Мальчики – сплошной ад.

Шар смотрит мрачным взглядом. На ее лице – сатанинская улыбка. Десна вокруг каждого зуба черна. Она подходит к Ли и прижимает ладони к