Один из изготовленных мною подобных луков ушел с аукциона по цене хорошего автомобиля.

После этого случая ко мне стали обращаться с заказами на изготовление больших сложносоставных луков. Я неохотно брался за подобные заказы — сил и времени они забирали много, я же последнее время старался особо себя не загружать. Пришло приглашение из Японии провести мастер-класс по изготовлению лука. Я вылетел на самолете, на котором из-за санкций не провели замену двигателей, продлив их срок службы. Когда вокруг началась паника, я закрыл глаза и стал вспоминать прожитую жизнь. Единственный мой косяк — не завел семью, не вырастил детей. Хотелось бы прожить жизнь с начала, глядишь и исправил бы этим свою карму.

В себя я пришел в теле младенца, причем в Бургундиии. Графство Бургундия не относилось к Французскому королевству; это была имперская земля, и, значит, мой род не был подданным короля Франции. К XI веку графство приобрело относительную самостоятельность, оставаясь в составе Священной Римской империи.Тем не менее я ро­дился в период, когда королем этого соседнего королевства был Людо­вик IX. Правда язык сильно отличался от моего времени — да, я попал в прошлое, примерно двенадцатый-тринадцатый век. Грудью меня кормила кормилица — У нее родился тоже мальчик, с которым мы и делили молоко. После года жизни я начал более-менее ходить и говорить. В это время я наконец-то понял в кого я попал. То, что моя семья их древнего дворянского рода, я понял раньше, но теперь наконец я осознал — я в тринадцатом веке, мой отец — Жан де Лонгви, по прозвищу де Шоссен (все это соседние населенные пункты), был женат на дочери Матьё, сира де Раона ; от этого брака родилось несколько детей, выжили двое — мой старший брат Жак, которого отец с гордостью называл наследником и я, получивший имя Арман. После смерти тестя отец перевез всю семью в замок Раон. Замок построен в необычной форме, так как по центру здания расположена высокая квадратная башня с четырьмя этажами, один из которых является «слепым». Жак был старше меня на семь лет. Алике, наша мать, скончалась при очередных родах, так и не родив ребенка, когда мне исполнилось пять лет.

Сразу, после того как я начал не только ходить, но и бегать, я вместо игр со своим молочным братом Дидье (что означало желаемый) привлек его к укреплению физики — мы вместе начали работать над своим телом — два раза в день я изнурял себя и Дидье бегом вокруг замковой территории, упражнениями с использованием камней и деревянных колод.

Брат, видя мои ежедневные занятия, подтрунивал надо мной, уверяя отца, что мне в будущем не понадобится конь, так как я уже пробегаю за день расстояние, которое пройдет захудалая деревенская лошадь. Когда же я сам с помощью плотника изготовил два подобия лука и мы с Дидье начали отрабатывать упражнение на развитие мышц, необходимых лучнику, а затем и стрелять длинными стрелами с выкованными кузнецом по моему требованию наконечниками, Жак и подавно стал утверждать, что лук — не рыцарское оружие и изучать его недостойно дворянина и я зря трачу ценное железо. Я не обращал не братца внимания и продолжал приучать тело к оружию, благодаря которому владеющих им английских крестьян назовут в четырнадцатом веке могильщиками французского рыцарства. Изготовив из дерева деревянные мечи, я начал с помощью своего сверстника отработку ударов меча, обучая Дидье фехтованию будущего. Через год занятий мы с молочным братом стали напоминать греческих атлетов. Братец потребовал от меня провести с ним учебный бой, несмотря на возраст, он был мною буквально избит деревянным бокеном. Впечатленный Жак после этого урока целый день ходил и упрашивал меня взять его в ученики.

Я немного повредничал, а потом сделал предложение, от которого Жак не отказался — Брат, давай договоримся — за то, что я из тебя сделаю настоящего рыцаря, ты поговори с отцом — мне нужны для обучения сотня парнишек лет шести-семи. В деревнях огромное количество лишних ртов в семье, уверен, что их родители с удовольствием от них освободятся. Тратить на их пропитание потребуется только первые пару лет, затем мое личное войско будет охотой добывать пропитание не только для себя, но и для нашей семьи.

— Ты с ума сошел, Арман! Кто из жакерии ((от французского Жак Простак, прозвище, данное крестьянину дворянами) набирает войско? Только дети благородных могут стать рыцарем!

— Я не собираюсь делать из них рыцарей, только личную охрану, которой не страшны будут даже рыцари.

Отец не хотел было идти на поводу старшего сына, но все же дал добро, посмотрев на наши с Дидье тренировки. Внутри замка около одной из стен из бревен бука под моим руководством построили казарму, внутри из камня и глины, замешанной с известью, выложили две печи, топившиеся по белому. Известь получили путём обжига (не до расплава) известняка. Не желая тратить лес на дрова я упросил отца объявить крестьянам небольшое вознаграждение за поиск горючего камня. Я знал — Франция была богата залежами каменного угля. На мое счастье уголь нашелся, его залежи выходили на поверхность и основной пласт залегал на небольшой глубине.

Весь процесс кладки проходил опять же под моим руководством. Одна печь была предназначена и для готовки пищи. Для печей мне позарез понадобился чугун, который в Европе появится только в пятнадцатом веке! Колосники, дверцы, задвижки из сырого железа! Пришлось "изобрести" «китайскую» вагранку, использующую железную руду или кричное железо. Печь по сути представляла собой сыродутный горн высотой около одного метра, оборудованный дутьевым ящиком, обеспечивавшим приток воздуха в печь. После получения чугуна и отлива деталей для печей, отец полчаса крутился у печи в новой казарме, наблюдая как на печи готовится каша в большом казане, изготовленном тоже из чугуна. Удивленно покачав головой, отец потребовал у меня немедленного сооружения печей в замке, желая иметь отопление хотя бы в наших спальнях. На эти три печи на чугунное литье ушло последнее кричное железо. Дымоходы пришлось выводить наружу, сделав в стенах отверстия. Отец, опасаясь воздействия на мой ум врага человеческого, на всякий случай пригласил монаха и тот окрестил все наши новшества и окропил меня святой водой.

Успокоившись, отец привел меня в главный зал замка, где частенько закатывались пиры. Мы сели за длинный обеденный стол, сколоченный из половинок расколотых бревен,