– Что за порода?

– Офисный водолаз, – отвечала хозяйка, пиная псину под зад.

– Кобель?

– Теперь сука. Щас на случку поведу.

– Не-не-не, – лаял водолаз человеческим голосом, – о таком не договаривались.

Обалдевшие бабульки хватали хохочущих малышей в охапку и растворялись в недрах многоэтажных убежищ. После этого случая выдрессированный коллега не брался за карты и завёл пуделя.

О своих собственных проигрышах, извините, я предпочту умолчать.

С годами пресыщенность переросла в изжогу, кошелёк похудел, а шлюхи поправились. Компания становилась всё воспитанней и ужалась в размерах. Кто-то скоропостижно отбыл в места не столь отдалённые, кто-то замёрз у семейного очага, а кто-то принёс себя в жертву показной добропорядочности.

В итоге остались только я и контуженный в Афгане Макар. На несколько лет старше меня, застрявший в чувстве ещё не исполненного долга, он был полной моей противоположностью. Родился в каком-то колхозе, то ли Рыбинске, то ли Рыбачьем, ловил, полагаю, в детстве щук, уговаривал исполнить желание. Те отказывались. Стал их казнить: потрошить, вешать, поедать внутренности – один хрен, желания не сбывались. Перешёл на лягушек. Нашёл всё-таки одну, Оксаной назвал. Царевной она, разумеется, не стала, в чём он, подлюка, и был виноват, но научила его жрать траву и принимать ванны. Пыталась отвадить мужа от пьянства: водила к бабкам на заговоры, кодировала, но он же контуженный – если в пятницу не выпьет, то в субботу идёт на штурм Кандагара. После затяжных и кровопролитных боёв, психушки и ЛТП3 неприятель оставил Пятницу. За прочие священные дни бои продолжались с переменным успехом.

Удивляюсь, как этому алкоголику удалось не промотать накопления нулевых. Наверное, всё-таки жена. Построили на отсуженном пятачке трёхэтажное здание, стали сдавать комнаты в аренду, открыли ателье. Крутятся-вертятся, живут не хуже других. Глядя на них, я тоже решил заиметь себе «свечной заводик». Прикупил колхозной земли по смехотворной цене и веселюсь теперь без остановки – цены всё смешнее и смешнее.

Редакция

В отличие от многих рупоров свободной4 демократической прессы, обитателей стеклянных ферм с мифическими социальными лифтами, издательство нашей газеты не обласкано вниманием благодетелей и влачит своё существование в кирпичной постройке середины ХХ века. Застрявший в прошлом столетии коллектив вынужден пользоваться служебной лестницей, поднимаясь на третий этаж, в нашу редакцию.

Многочисленные инквизиторы правильного бытия в лицах и физиономиях налоговиков, пожарников, СЭС и прочих аббревиатур выставляют нам непомерные счета, налагая всё новые и новые санкции. Но санкции, как известно, незаконны и несправедливы только в отношении государственного аппарата. Надеюсь, теперь-то государство нас понимает.

Интернет с его вездесущими блогерами, социальными сетями и всезнающей из достоверных анонимных источников Wikipediей пытается низвести нас до уровня упаковочного материала. Выручают пенсионеры, привыкшие к шелесту газетных страниц, но и они считают нас рудиментом исчезающей цивилизации.

Каменному топору когда-то пришли на смену орудия из бронзы. Но кто помнит произведения искусств, созданные при помощи бронзы? Камнем тесались блоки египетских пирамид, разрушались неприступные стены, булыжниками сносились правительства. Камни есть в почках, на Луне, и философский камень, надо полагать, тоже из камня. А бронза? Что хотя бы сделано из бронзы? Разве что антикварные бюстики, приютившиеся на полках телевизионного бесогона. Бесы повозмущались, но что тут поделаешь, если у того на столе несколько прямых телефонов, и все с производителем «черных лебедей». Белые так, для имиджу.

В борьбе за кусок насущного хлеба каждый выживший репортёр способен рождать мини-шедевры, доверяя их неисправимой бумаге. Интимная близость капризной кофеварки стимулирует простату головного мозга, вызывая прилив интеллектуального тестостерона. А в словесной дуэли с соперниками за место у окна посредственность убивается в самом заурядном сценаристе горячих новостей.

Главный редактор Мосин, для которого конец света наступает каждое утро, ещё в конце нулевых смирился с фактом, что повлиять на тонущее состояние нашей посудины ни он, ни бухгалтерия, ни всемогущий бизнес-план не в состоянии. Спасательные гранты, предоставленные изданиям вроде нашего, приводили к смене редакционной политики и, как правило, самого главного редактора. А такую несправедливость по отношению к своему детищу Мосин позволить не мог. С чиновничьей грацией он перекладывал ответственность и неудачи на соратников и с утомлённостью тягловой лошади присваивал любой случайно заблудившийся успех.

Дашку, Дарью, Дарью Сергеевну, настоящее журналистское недоразумение, когда-то пристроила в редакцию стажёром её бабка – уборщица баба Аня. Дашкины родители подались в прихожане какой-то новаторской «церкви», оставили годовалую дочку на попечение Анны Николаевны и растворились без следа в новом религиозном измерении. Но бабка – тот ещё персонаж. Сварливая казачка, орудуя шваброй, словно штыком, прокладывала себе путь в любую литературную келью и бесцеремонно расставляла всех на свои места. Грязная обувь подвергалась стерилизации в половом ведре, а анонимные окурки оказывались в карманах самых разыскиваемых курильщиков. Мне достался KENT, с откушенным фильтром, радужный от соплей и крови. Не выдержав такого насилия, офис смиренно подчинился воле нового властелина порядка.

Пролетарская внучка начала своё культурное восхождение с простейших компетенций: разносила кофе, мыла посуду, копировала горы бумажного хлама. В общем, выполняла посильную работу, соответствующую её интеллектуальному уровню. Но и шансов не упускала. Начитавшись книжек по менеджменту, PR, HR, захвату и удержанию аудитории, наш «просвещённый» падаван встревал в занудные дискуссии гигантов журналистики. Она изводила их своим нахальством, бросала язвительные насмешки, обвиняя в непроходимой тяжести их нудятины. Лауреаты забытых премий посмеивались, цитировали классиков и вымирали, унося с собой тайны своей хрестоматийной плодовитости.

Главред то ли с глубокого бодуна, то ли в депрессивном отчаянии, преподнёс Дарье новенькую ставку специалиста по изучению общественного мнения. После чего её неугомонный пыл изгнал не только заслуженных, но и подававших надежды. Количество «воды» сокращалось, зато «актуальный» стало модным словом в похудевшем издании.

Время шло, менялся формат газеты, коллектив, целевая аудитория, но положение не улучшалось. Чего нельзя было сказать о Дарье Сергеевне. После трёх удачных разводов, помимо нескромного «наследства», ей достались дочь Олеся и кресло заместителя главного редактора. И поскольку замуж Дарья больше не собиралась, мы и стали исполнять обязанности её семьи.

С Дарьей Сергеевной мы подружились, когда она была ещё Дашкой, а я – восходящей звездой отечественной журналистики. Мне всегда нравились её безбашенность и темперамент. Искушённая в беспощадных любовных баталиях, она без труда играла собственными эмоциями. Неловкие движения, умоляющий взгляд, сбивчивое дыхание и гранитная осанка. Именно с таким видом и словами «Саш, ты же знаешь, с каким трепетом я к тебе отношусь» Дарья Сергеевна вручила мне приказ о переводе на полставки при условии